Горюч-камень(Повесть и рассказы)
Шрифт:
Валек молчал, словно бы предчувствуя что-то недоброе для себя.
— Вот что! — решительно сказал Венька. — Я слежу за дверью, а вы осторожно заходите с обеих сторон амбара и бейте по стенам камнями.
Ребята живо шмыгнули во тьму. Через минуту раздались частые глухие стуки: камни замолотили по бревенчатым стенам. И вдруг тишину ночи вспорола приглушенная стенами длинная очередь автомата. Венька, не заботясь об осторожности, бросился вперед. Мгновенно распахнулась амбарная дверь и из нее рванулась человеческая
Валек мигом выдернул из стрехи амбара пучок соломы и зажег его. Темнота раздвинулась, и огонь осветил навзничь лежащего у стены человека, с немецким автоматом, зажатым в скрюченных пальцах. Он уже был мертв.
— Пашка! — вскрикнул Валек: он узнал в убитом старшего брата.
И тут же из-за амбара раздался отчаянный ребячий крик:
— Скорей сюда: Ленька убит!..
Валек метнулся туда и зажег еще один пучок соломы. На траве, разбросав руки, лежал окровавленный Ленька. Пуля настигла его бегущим, он так и распластался, словно птица в неожиданно прерванном полете.
Ребята оцепенели от горя, а Венька в ярости и бессилии сжал цевье ненужной уже двустволки…
На другой день Леньку хоронили на сельской площади, рядом с братской могилой воинов-освободителей.
Когда все молча разошлись по домам, Мишка один остался у свежего холмика. Он положил на могилу пучок чабреца, недавно собранный вместе с Ленькой в поле…
— Товарищ командир! Рядовой Богданов прибыл из отпуска! — доложил Мишка, явившись в полковой штаб. Комполка встал из-за дощатого стола, бросив на расстеленную карту карандаш.
— Прибыл, говоришь? Это хорошо, что прибыл. Значит, будем дальше воевать. Да, а ты почему один? Где же твой товарищ?
Мишка потупил взгляд и сказал тихо:
— Убили его, товарищ командир, в нашем Казачьем… Нету больше Леньки…
И он поведал все, как было. Командир полка ходил взад-вперед по землянке, колюче сдвинув у переносил брови. Потом сказал своему адъютанту:
— Распорядитесь, чтобы погибшего представили к награде. Он пал в бою, как подобает солдату и его боевые заслуги перед Родиной должны быть отмечены по достоинству… Ну, а ты, Миша, отправляйся в свой взвод, небось, там уже соскучились по тебе.
— Да и я по ним тоже, — отозвался тот. — Есть идти в свой взвод, товарищ командир!
…Разведчики встретили своего юного друга с распростертыми объятьями.
— Повернись-ка, сынку! Дай побачиты, яким ты став, як отъився на домашних харчах! — гудел больше всех обрадованный появлением товарища Гнат Байдебура, похлопывая ручищами по мальчишечьим плечам. Но, видя, что тот какой-то хмурый и молчаливый, забеспокоился — Да ты як будто не рад, шо зустрились?!
— Ну
— Так чого ж журытысь?
— Леньку я похоронил, дядя Гнат. Убили его…
— Як убили?
— Из автомата. Полицай один бывший, которого мы хотели живьем взять в нашем селе, убил его.
— Ну и як, взялы, паразита?
— Нет, его Венька, дружок мой, из двустволки срезал.
— Ну-ну, рассказывай все подробно…
А потом Мишка, устав с дороги, спал.
На переднем крае было тихо. Противник цепко вкогтился в оборонительный рубеж, укрепляя его новыми огневыми точками и в то же время пытаясь атаковать наши позиции.
На следующий день случилось одно занятное событие. Вернувшиеся из боевого охранения бойцы рассказали разведчикам, что утром на ничейной полосе опустился раненый журавль.
— Ну и что ж вы смотрели! Надо было спасти его! — возмутился старшина Клычев, выслушав спокойный рассказ бойцов.
— А что мы могли сделать. Не лезть же на рожон из-за какой-то птицы, — тем же невозмутимым тоном оправдывались пехотинцы.
— Из-за какой-то птицы! Эх вы! А еще пилотки с красной звездочкой носите!..
Шакен взял с бруствера ППШ и, не глядя на обидевшихся бойцов, зашагал к передовой. Вслед за ним бросился Мишка, поддергивая на плече сползающий ремень автомата.
— Дядя Шакен! Товарищ старшина! И я с вами! Можно?..
Тот молча кивнул головой, продолжая шагать по березовому перелеску. Вот и передний край. До немецких окопов, если прикинуть на глаз, — полкилометра, не больше. Вся ничейная полоса была как на ладони, лишь кое-где стояли низкорослые, посеченные осколками, березы. Птицу Шакен заметил в бинокль без труда: в ложбинке серело временами шевелящееся пятно.
— Пошли? — то ли предлагая, то ли приказывая Мишке, бросил старшина и, не оборачиваясь на мальчика, пополз вперед. Пополз за ним и Мишка.
— Товарищ старшина! Дайте я один пойду? А? Я маленький — меня не заметят…
Старшина остановился, взглянул на Мишку, с минуту подумал, потом спросил:
— А не боязно?
— Ну что вы, дядя Шакен!
— Ну, хорошо. Ползи, а я тебя, в случае чего, огнем прикрою…
И Мишка, стянув автомат со спины, взяв его, как учили, в руку, ужом заскользил по траве.
— Держись ложбинок! — напутствовал его старшина.
Мишка полз и полз, не поднимая головы. Раза два он даже паханул носом по муравьиным кочкам. «Только бы не заметили! Тогда птицу распугают», — думал он, на ходу вытирая лицо рукавом гимнастерки.
Вот наконец и журавль. Он лежал на боку, нелепо растопырив одно крыло — в него, наверное, и угодила шальная пуля. Мишка сообразил, что надо подбираться сзади, не то чего доброго, птица поднимет панику. И он пополз, обходя ее с тыла. И вот осталось только руку протянуть, чтобы коснуться серых перьев.