Горюч-камень(Повесть и рассказы)
Шрифт:
К рассвету возвратились из поиска разведчики. Без потерь, но и без успеха: ни одна группа не привела «языка». Эта неудача вконец вывела из себя Макаревича:
— Ну с какими глазами я приду теперь к комбату. У тебя, скажет, не разведчики, а тюхи-матюхи! Даже языка взять и то не способны…
— Та куда ни сунемось, всюду усиленная охрана. От, чертяки! Ни з якой стороны к ним не подобратысь… — оправдывался сержант Байдебура.
«Вот и не мальчишки, а пришли с пустыми руками!»— все еще спорил мысленно с лейтенантом Мишка. А в голове у него
— Товарищ лейтенант! Я согласен пойти в деревню, — обратился он к командиру взвода.
Тот недоверчиво уставился на него и только буркнул — Ну вот и добре!
А Гнат Байдебура, как показалось Мишке, взглянул на него с презрением. «И поделом!» — Мишка поддернул на плече ремень автомата и пошел к хатам.
Первая оказалась с зияющими провалами выбитых окон — явно не жилая. Во второй, по всему видать, жили, и Мишка несмело взялся за щеколду. На стук не сразу вышла женщина в какой-то нелепой кацавейке и в платке, повязанном по-старушечьи.
— Что тебе, касатик?
— Я, тетенька, ненадолго, только спросить хочу.
— Ну, проходи…
Половицы в хате жалобно застонали, словно жалуясь новому человеку на лихое время.
— Угостить-то тебя нечем: всех окаянные оголодили.
— Я сыт, тетенька.
— А я знаю, где у них склад остался! — неожиданно для Мишки раздалось вдруг с печки. — Может, там что из еды есть!
Мишка поднял голову и увидел вихрастую голову паренька лет восьми.
— Молчи уж, сиди! Язык-то распустил! — прикрикнула на него мать. — Еще не известно, надолго ли нас освободили. Как бы не вернулись опять эти ироды! Пожгут хаты…
— Мам, мы только сходим туда поглядим. Ладно?
— Ох, Санька, Санька! Ремня на тебя нету!
Тому только того и надо было — шмыг! — с печки и в сенцы. На ходу уже бросил Мишке: «Пошли что ль, чего стоишь!»
На другом конце деревни стояло большое каменное строение, под черепицу крытое. Туда-то и подбежали ребята.
— До войны туточко у нас кооперация была, — пояснил Санька и, видимо, боясь, что Мишка не поймет это слово, добавил — Магазин, понял?
— Понял, понял, и у нас такой же был, — отозвался Мишка.
Дверь строения была приперта пудовой гирей, и ребятам не составило большого труда открыть ее. Внутри стоял затхлый полумрак, но вошедшие сразу же разглядели, что это был никак не продовольственный склад, а скорее вещевой. У стен лежали в большом количестве огромные, аккуратно сбитые тюки немецкого обмундирования. Отдельно, целыми снизками, лежали сапоги.
— Эх ты, зараза! Не повезло! Ничем тут не поживишься! — с огорчением проговорил Санька, ожидавший увидеть кучи буханок и еще что-нибудь съедобное.
— Погоди, погоди! — призадумался между тем Мишка. — Тут надо покумекать… Пойдем-ка, Саня! А то мать еще ругаться будет…
И они покинули вражеский склад каждый со своим чувством: Санька, явно разочарованный, что не удалось чего-нибудь поесть, а Мишка — с тайным замыслом использовать неожиданную находку в сложившейся
Лейтенант Макаревич удивленно вскинул брови, когда Мишка снова появился в расположении разведвзвода:
— Ты чего? Никто что ль не принял?
— Товарищ лейтенант! Там, в сарае, немецкое обмундирование!..
— Какое еще обмундирование? В каком складе?
— Ну, там, в деревне. Сапоги, мундиры разные…
— Ну и что?
— На целый батальон хватит!..
Лейтенант примолк, что-то, видимо, прикидывая. Потом сказал:
— Батальон, может, и не надо — не такие дураки немцы, чтобы обмануть их. А вот для нас, разведчиков, твои сапоги и мундиры наверняка сгодятся.
…В тот же вечер трое разведчиков, во главе с Макаревичем, переодетые в немецкое обмундирование, ушли на поиск.
В полночь возвратились, ведя с собой «языка». Последний оказался разговорчивый и всезнающий. Было выявлено слабое место в обороне противника — топкое пойменное мелколесье на левом фланге.
Батальон пошел на прорыв… Мишка Богданов в этом бою получил легкое ранение в плечо.
Стрелковый полк, понесший в последних наступательных операциях большие потери, отвели с передовой на отдых и переформирование в Ливны. Городок над Быстрой Сосной, недавно освобожденный от фашистов и несколько раз переходивший из рук в руки, был очень разбит. В сплошных развалинах трудно угадывались бывшие улицы. Булыжные мостовые, искореженные танками, превратились в месиво, повсюду виднелись еще неубранные обгоревшие остовы вражеских машин…
Полк проследовал через разрушенный город, спустился по крутому берегу к реке, перешел ее и остановился в большой слободе Беломестной. Отсюда, с пологого левого берега, город являл собой иной, более мужественный, вид: на высоком обрыве стояли, как непокоренные воины, разбитые снарядами каменные дома и чудом уцелевшая в огненной круговерти белокаменная церковь. Много лишений выпало на долю этого города-воина!..
В Беломестной рядовому Богданову вручили еще одну медаль «За отвагу». Отметили его боевой наградой за смелую вылазку в тыл противника и добычу ценных разведданных. Ленька, его погибший друг, был награжден такой же медалью посмертно.
Бойцы отдыхали после продолжительных боев, ждали пополнения.
У Мишки за неделю окончательно зажила рана. Вскоре его вызвал к себе командир полка.
— Ну как, герой, дела? — заулыбался он при виде Мишки.
— Хорошо, товарищ полковник!
— Хорошо, говоришь? Это похвально. А у меня к тебе, Миша, серьезный разговор.
Мишка с интересом уставился на командира.
— Немца мы, как видишь, потихонечку погнали и, думаю, что бесповоротно. И рисковать тобой мы больше не можем, не имеем права… Так что тебе надо, очень надо ехать домой, помогать колхозникам — им сейчас тяжело. Сам понимаешь, фронту нужно много хлеба. Считай это боевым заданием!..