Горюч-камень(Повесть и рассказы)
Шрифт:
— Жря я иж Жалегощи вакуировалши, может, и мне бы пришлошь повоевать, — мечтательно изрек Дышка. Молчал только Валек Дыня.
— Валь! А ты чего это смурной такой? — спросил Мишка. — Дома что случилось? Или какую тайну хранишь?
Валек уткнул глаза в землю и продолжал молчать, думая о чем-то своем. Потом взглянул на друзей и тихо сказал:
— Вчера вышел я ночью на двор, сходил к плетню и только было хотел идти обратно в хату, глядь, а в амбаре, знаете, он у нас за гумном, будто кто фонарем засветил, в дверные щели свет-то виден. Погорел немного и погас. Я думал, мать зачем-то
— Вот это да-а! — почти в один голос удивились ребята. — Кто бы это мог быть?
— А может, это тебе шпрошонок привиделошь? — заметил Витек.
— Что я тебе лунатик! — обиделся Дыня.
Решили: сегодня же вечером покараулить в саду, последить за амбаром.
После ужина ребята осторожно прокрались в Валькин сад и, расстелив на земле пиджачки, улеглись на виду у амбара. Переговаривались только вполголоса.
— А может, здесь, как тогда на мельнице, опять шпионы?! — предположил Мишка.
— Ну откуда теперь им взяться, фронт-то вон куда ушел! — отмел это предположение Венька.
— Нешиштая шила, видать, пошелилашь, вот што! — подкинул Витек.
— Сам ты — нешиштая шила! — передразнил его Венька.
Витек Дышка засопел от обиды и больно толкнул Веньку локтем в бок.
— Ну ты, сморчок выковыренный! Что руки распускаешь! Смотри, получишь, — вскинулся тот, но драться не стал.
— Перестаньте сейчас же! — приказал на правах старшего Мишка. — Боевую операцию хотите сорвать?
Притихли. Невольно уставились на темнеющий невдалеке деревянный амбар. В безлунном небе дрожала крупная звезда. Она была так близко, что казалось — кто-то подвесил ее на ниточке, чтобы не так тоскливо и угрюмо было на ночной безмолвной земле. Она светила, как надежда на лучшие дни, на возврат прежнего веселого времени, когда в такую же вечернюю пору по всему селу разливались голосистые гармошки, а парни с девчатами пели «страданье». Сейчас же село словно вымерло. Где, на каких фронтах воюют те парни? Хранит ли их вдали от родного Казачьего вот эта звезда надежды?
Первым уснул Витек Дышка. Уткнув лицо в подогнутые колени, он сладко засопел, и ребятам не захотелось его будить.
— Ушнул друг любежный! — сострил Венька.
А вскоре и его потяжелевшая голова приникла к траве и больше не поднималась. Через какое-то время ребята, умаянные дневной работой, спали, привалившись друг к дружке.
Разбудило их выкатившееся из-за косогора солнце. Уставившись друг на друга, не удержались от смеха: на помятых лицах от длительного лежания на жестких былинках пырея остались диковинные узоры.
— Как в ширковых машках, хоть на выштавку! — залился хохотом Дышка.
— Нечего сказать, выполнили боевое задание… — ухмыльнулся недовольный Мишка. — Ну, вояки, по домам!
— И охота вам дурью маяться! Кому-то что-то почудилось, а они уж сразу — шпионы!.. Тебя командиры зачем отпустили? Отдыхать. А ты что?..
Мишкина мать варит завтрак, готовясь идти на работу. Бригада возила в поле навоз от коровника. Бригадирка попросила и ребят отложить на время рытье землянки и помочь женщинам.
Распределились по два человека
— А ты ей, Вень, шештую шкорошть вклюши! — не преминул поддразнить Дышка, ехавший на третьей подводе.
— Ладно там, развякался! Посмотрим, кто обратно с возом быстрее поедет!
— Да уж ты швой паровож ражкочегаришь — не угонимши! — не унимался Витек.
Так с шутками и доехали до Прогона. Здесь их уже ждали колхозницы. Взяв вилы, они мигом разгрузили возы. На сей раз впереди ехали Венька с Семкой. Дорога вела под изволок, и Домнухина корова шла споро, чуя, что идет домой. И Мишка с Ленькой вскоре заметно отстали.
— Ну что, кролики! На буксир что ль взять? — потешался Венька.
— На буксир? Ни за что! Поглядим еще, кто кого! — крикнул Мишка и дернул за вожжи. Коровенка обиженно помотала рогатой головой, но ход прибавила. Венька с Семкой, как ни понукали свою корову, снова оказались позади…
Над селом опустился вечер. Ребята, несмотря на дневную усталость, опять собрались все в Валькином саду. Но только на пырей уже пиджачков не стлали и не ложились. Венька принес с собой отцовскую двустволку, сохраненную матерью на чердаке, он еще днем зарядил ее — патроны тоже оказались в целости и сохранности.
— Сегодня не спать никому! — строго приказал Мишка. — И не разговаривать.
Сидели молча, глядя то на амбар, то на небо, на вчерашнюю звезду.
Каждый думал о своем. Мишка вспомнил отца, довоенное лето, когда они косили в лесу. Это было, пожалуй, самое яркое воспоминание, и к нему он часто возвращался. Отец тогда впервые сказал ему, что человек рождается на земле для того, чтобы работать весь свой век, и судят о нем люди по тому, как он относится к работе. Человек может быть и молчаливым и несимпатичным с виду, но если он трудолюбив, то все это не замечается. Того же, кто и красив с лица и красноречив, но сторонится работы, бежит от нее, как черт от ладана, в народе не то чтобы не любят — презирают, не считают за человека. «У нас в роду не было белоручек!» — с гордостью говаривал отец. У него самого с рук не сходили мозоли. Руки у отца были жестче коры дуба, но когда он брал за плечи Мишку и, прижимая к груди, ласково гладил по голове, не было ничего мягче его рук.
— Гляди, гляди! Швет! — зашептал, толкнув Мишку в бок, Витек Дышка.
Мишка глянул на амбар: щели в двери изнутри осветились таинственным, жутким светом…
Ребята сидели, не шелохнувшись, словно завороженные загадочным видением в ночи. Что бы это значило? Кто там?..
— Ну что будем делать? — вполголоса спросил Мишка у настороженных ребят.
— Шами не жнаем, — ответил Витек.
— Давайте подкрадемся к амбару и крикнем: «Сдавайся!» — предложил Венька.
— Так тебе он и сдался, держи карман шире! — возразил Ленька.