Горюч-камень(Повесть и рассказы)
Шрифт:
Алексей не выдержал; кое-как поддернув на плече вещмешок, он быстро зашагал навстречу, а дошагав, бросился к матери, неуклюже обхватил ее дрожащее от безмолвных рыданий тело культяпками и уткнулся лицом в седые волосы.
— Мамушка! Родная моя! Вот я и опять с тобой. Ну, не плачь, не плачь!..
А сам весь содрогался от еле сдерживаемого плача, жгучие слезы орошали пряди материнских волос. У Мишки запершило в горле.
А у Веньки появилась надежда на возвращение отца.
Мишка,
— Уж ты, Мишунька, сходи. Куды ему, такому-то калеке, одному, по нужде и то без помочи не управиться…
— Ладно, бабушка, ладно — схожу!
Вышли рано — до города пятнадцать верст и все их надо отмерить ногами. Хотя, конечно, для солдат это— не расстояние.
— А здорово село изуродовали! — сокрушенно сказал Алексей, когда вышли на окраину села. С горы было видно все Казачье, с церковью посередине, с обугленными остовами обеих школ, сельсовета и многих хат. У обочины большака все еще валялись бесформенные останки вражеских машин — след панического бегства гитлеровцев от Ельца, на поле зияли глубокие снарядные воронки.
— Большой бой был, когда освобождали Казачье? — поинтересовался Алексей.
— О, еще какой! — ответил Мишка. — Я на колокольне в то время был…
— Это зачем же тебя туда занесло? — удивился Алексей.
— Не занесло, а мы с одним солдатом огонь наших батарей корректировали. А потом я тоже на фронте был…
— О-о! Да ты герой, оказывается!
Мишка хотел было рассказать, как он навел орудийный огонь даже на свою хату, близ которой стояли немецкие пушки, как ходил в разведку, но раздумал: обидело недоверие собеседника, видевшего в нем обычного мальчишку. Резкую перемену в настроении юного спутника почувствовал и тот:
— Ну, чего насупился! Я ведь ничего такого тебе не сказал… А знаешь, и в нашей части был один паренек: подобрали его в белорусской деревне, еле живого. Немцы сожгли там все до одной избы и людей поубивали, говорят, за связь с партизанами. А парнишка уцелел, спрятался в подвале. Сырой картошкой питался, нечем больше. Там мы его и нашли. Взяли сперва в обоз, а потом, когда выправился, стал посыльным при штабе. Ты-то был не посыльным?
— В разведке.
— Ну ты, братец, даешь! Опять меня срезал.
Это откровенное признание примирило Мишку с Алексеем.
Так с разговорами они и дошли до города. Прямо на самой окраине его, по обе стороны дороги, увидели широченный противотанковый ров и «ежи» из сваренных рельсов.
Елец тоже был изрядно разбит: взгляд часто натыкался на развалины каменных, с подтеками копоти, зданий. На одной из улиц высилась громадная куча кирпичей, щебня и бетона. Им сказали, что здесь фашистские стервятники разбомбили наш госпиталь: ни один раненый не спасся. Прямым попаданием в ночное время ударили: кто-то ракетами навел самолеты.
Прежде всего надо было побывать в военкомате. Однако там не оказалось нужного начальника, и Алексей остался ждать его, а Мишку отпустил поглядеть город.
Елец! Мужественный и многострадальный город — южная окраина
Мишка шел по улицам города и всюду видел разрушения. И подумалось ему, что хоть и в малой мере, но и он причастен к освобождению родных мест.
Пришел Мишка к высокому речному обрыву за величественным собором, откуда открывался широкий вид на заречную часть города. От железнодорожного узла долетали частые гудки паровозов, а по мосту то и дело гулко громыхали товарняки: на платформах — накрытые брезентом орудия, танки. Шли поезда на запад, по направлению к Орлу.
Еще раз окинув взором привольно раскинувшееся заречье, он повернулся и пошел в военкомат.
Алексей уже ждал его, пора было возвращаться домой. В военкомате выдали нужный документ на срочное изготовление протезов рук.
Перекусили в чайной на Торговой улице и пошли по сквозной улице, носящей имя славных коммунаров, вступивших в неравный бой с белогвардейцами. Перейдя на окраине города Ефремовскую дорогу, они увидели стоящий у обочины большака «виллис». Около него был только шофер в замасленной гимнастерке — накачивал колесо.
— Не подкинешь нас, браток, до Казачьего? — обратился к нему Алексей.
Тот оторвался от дела и посмотрел на подошедших:
— Чего же не подвезти! Подождите немного, накачаю— поедем.
Шофер, видать, устал: чернявые волосы мокрыми прядями прилипли ко лбу.
— Я бы тебе помог, да видишь… — извиняюще пожал плечами Алексей.
— Как не видать, — отозвался тот.
— Давайте я, дяденька, покачаю? — вмешался Мишка.
— Ну, потренируйся, — уступил ему насос шофер.
Мишка заработал быстро-быстро, но вскоре сбавил темп.
— Ты не спеши, малец. Тише едешь — дальше будешь! — подсказал шофер, закуривая. — Сальник что-то пропускает, оттого и долго качаем.
Покурив, шофер подошел к колесу, пнул его сапогом и бросил Мишке: — Шабаш! Поехали.
«Виллис» помчался по разбитому большаку, подбрасывая седоков на ухабах.
— На фронт? — поинтересовался Алексей.
— Куда ж еще… А ты, гляжу, насовсем отвоевался!
— Не дали больше повоевать, гады.
— Не знаешь, где ждет тебя погибель, — продолжал шофер, — недавно под Верховьем ихний истребитель так прищучил меня, что насилу ноги унес. Поле чистое, ни кустика, а он, паразит, на бреющем за мной да как вжарит из пулемета! Я командира своего вез, ну, думаю, убьют, как пить дать! Замедляю ход и кричу ему, чтоб прыгал из машины. Тот так и сделал. А сам я дальше помчал, чтоб от командира пулеметный огонь отвести. Отъехал метров сто и сам из кабины да в кювет. Лежу ни жив ни мертв, а пули полынь секут. И ведь запалил, окаянный, машину-то. Удостоверился, что горит и улетел восвояси… А это у меня уже новый «виллис».