Господь хранит любящих
Шрифт:
В доме номер один в этот день праздновали день рождения. Собралось много гостей, большая веселая компания. Хозяин дома, чей день рождения праздновали, был в пестром бумажном колпаке и слегка навеселе. Его рубашка была в пятнах от губной помады. Смущенный, он стоял перед комиссаром, который вел допрос. Комиссара звали Эндерс. Соседа — Гросс.
Они пригласили господина Гросса в дом, где было совершено убийство. Он стоял, прислонившись к холодному камину в гостиной, и рассказывал, что знал. Это было не много. Мы с Петрой Венд сидели в глубине комнаты.
— Вы знали господина Тренти? — спрашивал комиссар Эндерс, чересчур элегантный, красивый мужчина с посеребренными
— Только в лицо, господин комиссар.
Сосед Гросс был маленьким и толстым. Он деликатно сглатывал и держал свою розовую руку перед мягким ртом.
— Я видел его несколько раз, когда он приезжал к господину Виганду.
— Дом принадлежит господину Виганду?
— Совершенно верно.
Гросс снял свой бумажный колпак и снова сглотнул:
— Извините, я выпил немножко шампанского. Мне, конечно, не стоило этого делать, у меня хронический гастрит. Завтра утром мне будет нехорошо.
— Чем занимается господин Виганд?
— Овощи оптом, тем же, что и господин Эмилио Тренти. Они были дружны.
— Где сейчас господин Виганд?
— В отъезде. Он часто уезжает. У господина Тренти был ключ от виллы. Всегда, когда господин Виганд бывал в Риме, он жил у господина Тренти. А когда господин Тренти приезжал в Зальцбург, он жил здесь.
— Сегодня днем вы не слышали какого-нибудь шума? Выстрела или голосов?
— Ничего, господин комиссар. Правда, у меня на той стороне был такой шум, что и собственных слов было не разобрать.
Другие соседи также ничего не слышали. Они только подтверждали слова Гросса, что Виганд и Тренти были дружны. Больше они ничего не знали.
Потом я рассказывал комиссару полиции свою историю. Он слушал внимательно и делал пометки. В галстуке он носил жемчужину, он вообще одевался с элегантностью вчерашнего дня. У него был еще и перстень с печаткой.
Он спросил:
— Вы думаете, что преступление против господина Тренти и преступление против госпожи Лоредо как-то связаны?
— Я в этом уверен, — с горячностью сказал я.
— Хм, — изрек он. Затем повернулся ко мне спиной и заговорил с Петрой Венд.
Она тем временем привела в порядок лицо и волосы. Губы она накрасила слишком ярко и наложила слишком много румян. Ее глаза все еще хранили выражение ужаса.
— А вы, Madame? — Эндерс постоянно обращался к ней «мадам», он вообще охотно пересыпал речь французскими словами. — Где вы познакомились с господином Тренти?
На ее бесцветном, чрезмерно накрашенном лице над носом дрогнула жилка. Я заметил, что она сжала руки в кулаки.
Она сдержанно ответила:
— В Италии.
— После войны?
— Во время войны. — Жилка от переносицы взвилась к корням волос, она резко выдалась, я видел, как она дрожит и пульсирует.
— Когда во время войны, Madame?
— Думаю, в сорок четвертом. Я… остановилась тогда в Риме, и он представил меня обществу.
— Чем он занимался в то время?
— Он занимал высокий пост в министерстве пищевой промышленности. — Петра Венд покусала губу. — Я жила в Риме. Мой дом посещали многие. Он тоже.
— J'ai compris [27] , — сказал Эндерс. — Excusez-moi [28] , если я побеспокою вас еще, Madame. После войны вы больше не видели господина Тренти?
Она покачала головой.
— И ничего о нем не слышали?
— Ничего, господин комиссар.
27
Я
28
Извините меня (фр.)
— И все-таки вы сразу же приехали сюда, как только он позвонил?
— Он сказал, это очень важно. Для него и для меня. Он сказал, речь идет о его жизни. И о моей.
Пока она говорила, мне наконец удалось ухватить пальцами маленький твердый предмет. Он закатился в щель кожаного кресла, я наткнулся на него рукой, когда садился. В течение всего допроса я пытался достать его из щели так, чтобы комиссар или Петра Венд этого не заметили.
Эндерс говорил с Петрой. Он стоял ко мне спиной. Сантиметр за сантиметром я продвигал правую руку со сжатыми пальцами через колено, потом опустил глаза и на мгновение приоткрыл ладонь. Я знал, что я увижу, еще до того как сел в кресло. Я сразу узнал этот маленький предмет по его форме. Это была овальная золотая серьга с зажимом. Мне эта серьга с ее витым орнаментом была хорошо знакома. Эта серьга и ее пара были заказаны специально для Сибиллы, на внутренней стороне серег было выгравировано по маленькой букве s. Серьги изготовил ювелир Хэнляйн в Берлине, Курфюрстендамм, 34, я заплатил за них двести восемьдесят марок. Сибилла была от них в восторге. Она любила эти серьги.
Одну из них я держал сейчас в руке. Дорогое украшение как огонь жгло мне ладонь. Я сунул руку в карман брюк. Когда я ее вынул, в ней была пачка сигарет. Сережки в ней больше не было. Теперь она лежала в кармане. Я прикурил сигарету, задаваясь вопросом, не заметила ли чего Петра.
Я был сродни пьянице, который, шатаясь, ныряет в бесконечный туннель своей больной страсти. Выхода нет, вокруг все темнее, все холоднее.
6
— Прошу вас обоих не покидать Зальцбург, — обратился к нам комиссар. — Мне очень жаль, что приходится вам докучать, но иначе нельзя. Je regrette [29] .
29
Я сожалею (фр.)
— Мы не можем уехать из города?
— Нет, Madame. По крайней мере, пока идет interrogatoire [30] .
— Вы держите нас за преступников?
Его седые кустистые брови поползли вверх:
— Господин Голланд, pardon [31] , я только исполняю свой долг.
— Мне нужно вернуться в Вену! Меня ждет фильм. На следующей неделе я должна идти на студию!
— D'eplorable, Madame [32] . Но так положено.
30
Допрос, дознание (фр.)
31
Простите, извините (фр.)
32
Жаль, мадам (фр.)