Господь

Гуардини Романо

Только теперь мы понимаем, как Он сидит среди учеников за последней трапезой – не только как знающий среди незнающих и не просто как любящий среди своих друзей, но как Сын Божий среди падших людей, из числа которых Он призвал к Себе некоторых, причем не мудрых и великих, но «малых и незрелых». Среди них сидит Он, готовый совершить искупление, непонятый и совершенно одинокий.

Отсюда – непостижимость Тайной Вечери. Приготовившегося к смерти Сократа окружает, как рассказывает его ученик, «дивная атмосфера», в которой перемешаны горе и радость, прощание и чувство связи с вечностью, печаль неизбежной утраты и сознание нерушимой связи. Это – час чуда, но его можно понять... В умирающем Будде торжественно исполняется свершение, и в этом свершении открывается дверь, через которую может войти всякий, у кого достаточно мужества... С Иисусом дело обстоит иначе. Здесь сила, способная пройти через все и выдержать все до конца. Сердце, принявшее в себя бесконечность

человеческой вины и мирового страдания. Но как выразить бездонную тишину, накал и в то же время сосредоточенность в Том, Кто готов вести бытие к гибели и к новому становлению? Каково быть Самому бездной, где умирает ветхое и рождается святое? Я думаю, что каждый, кто попытается спросить, что происходит тогда в сердце и духе, убедится в том, что он не в силах найти ответ. Он не найдет никакого представления, никакого чувства, никакого слова, которые могли бы это выразить.

Здесь – непроницаемая тайна Богочеловека. Она не укладывается ни в какие психологические или духовные понятия. Она разрушается, а вместе с ней разрушается и христианское начало, и подлинное спасение, – разрушается, когда Иисуса представляют себе наподобие Будды, или Сократа, или вообще кого-либо из великих людей. Непостижимая, исходящая от Бога святость не сравнима ни с каким величием человека, несмотря на непритязательность обстановки! Вот тайна этой Вечери.

9. ОМОВЕНИЕ НОГ

В повествовании о последних часах, проведенных Иисусом с Его учениками, содержится необычный эпизод, всегда производивший глубокое впечатление на верующих. Вот что там сказано: «Перед праздником Пасхи Иисус, зная, что пришел час его перейти от мира сего к Отцу, явил делом, что, возлюбив своих сущих в мире, до конца возлюбил их. И во время вечери, когда диавол уже вложил в сердце Иуде Симонову Искариоту предать Его, Иисус, зная, что Отец все отдал в руки Его, и что Он от Бога исшел и к Богу отходит, встал с вечери, снял с Себя верхнюю одежду и, взяв полотенце, препоясался. Потом влил воды в умывальницу и начал умывать ноги ученикам и отирать полотенцем, которым был препоясан. Подходит к Симону Петру; и тот говорит Ему: Господи! Тебе ли умывать мои ноги? Иисус сказал ему в ответ: что Я делаю, теперь ты не знаешь, а уразумеешь после. Петр говорит Ему: не умоешь ног моих вовек. Иисус отвечал ему: если не умою тебя, не имеешь части со Мною. Симон Петр говорит Ему: Господи! не только ноги мои, но и руки и голову. Иисус говорит ему: омытому нужно только ноги умыть, потому что чист весь; и вы чисты, но не все. Ибо знал Он предателя Своего, потому и сказал: не все вы чисты.

Когда же умыл им ноги и надел одежду Свою, то, возлегши опять, сказал им: знаете ли, что Я сделал вам? Вы называете Меня Учителем и Господом, и правильно говорите, ибо Я точно то. Итак, если Я, Господь и Учитель, умыл ноги вам, то и вы должны умывать ноги друг другу. Ибо Я дал вам пример, чтобы и вы делали то же, что Я сделал вам.

Истинно, истинно говорю вам: раб не больше господина своего, и посланник не больше пославшего его. Если это знаете, блаженны вы, когда исполняете. Не о всех вас говорю; Я знаю, которых избрал. Но да сбудется Писание: «ядущий со Мною хлеб поднял на Меня пяту свою». Теперь сказываю вам, прежде нежели то сбылось, дабы, когда сбудется, вы поверили, что это Я» (Ин 13.1-19).

В древности, когда приглашенные приходили на обед, они являлись, разумеется, в соответствующей одежде. Но поскольку все носили сандалии и поэтому ноги неизбежно становились пыльными, по крайней мере, у тех, кто не имел возможности пользоваться носилками, гостя при входе в дом встречал раб, омывавший ему ноги. Указание на этот обычай мы находим в упреке Иисуса фарисею Симону: «Я пришел в дом твой, и ты воды Мне на ноги не дал» (Лк 7.44). Понятно, цена этой услуги была невысока, и оказывавшего ее раба гости едва ли удостаивали взгляда. Участники малой пасхальной общины, собравшейся в доме Марка, с утра пошли из Вифании в Иерусалим, затем весь день провели в городе, и к вечеру, видимо, ноги их запылились. Ни их средства, ни дух их общины не позволяли им держать у себя раба, который оказывал бы им подобные услуги, так что, когда они возлегли за столом, вид их вряд ли был праздничным. Это момент суда. Иисус встает, препоясывается полотенцем, наливает воды в умывальницу, переходит от одного к другому, становится на колени и выполняет службу раба-привратника. Теперь мы понимаем и настроение: это должно было вызвать чувство чрезвычайного стеснения. Петр же, у которого что на уме, то и на языке, находит нужные слова: «не умоешь ног моих вовек».

Что означает этот эпизод? Ясно, что он касается вещей очень важных. Что могло бы побудить человека добровольно сделать нечто подобное тому, что сделал Иисус? Любезность, может быть, услужливость. Человек мог бы почувствовать, что в таком виде пировать не годится, и, будучи достаточно свободным

от предрассудков, взялся бы за это дело. Но здесь не то. Для этого минута слишком величественна... Или У человека могла быть инстинктивная потребность самоуничижения. Внутренняя неуверенность, низкая самооценка могли побудить его взять на себя эту унизительную обязанность, чтобы достичь душевной гармонии. Само собой понятно, что ни о чем таком у Иисуса не может быть и речи. Напротив, окончив свое дело, Он говорит: «Вы называете Меня Учителем и Господом, и правильно говорите, ибо Я точно то». Он действует в чистом и полном сознании Своего авторитета... Но может быть мы ищем сложности там, где ее нет? Он просто дает им пример того, как следует преодолевать уязвимость и высокомерие? Собственно, кто-нибудь из учеников мог бы сам додуматься до того, чтобы оказать эту услугу Учителю и своим собратьям. Но если такая мысль и приходила им в голову, то ей противилась та самая уязвимость, которая бывает свойственна именно маленьким людям: ведь такая услуга – дело раба! А тут ее исполняет Иисус, Учитель, делая то, чего они делать не хотят, и раз и навсегда запечатлевает в их сердцах эту картину. Эта мысль кажется убедительной, тем более что Иисус ведь и Сам говорит: «Если Я, Господь и Учитель, умыл ноги вам, то и вы должны умывать ноги друг другу. Ибо Я дал вам пример, чтобы и вы делали то же, что Я сделал вам».

Но все же это толкование слишком удобно, чтобы быть правильным, оно слишком явно носит этически-воспитательный характер. Это не похоже на Христа, и по этому поводу вообще стоит отметить, что образ Иисуса сильно искажается, когда в каждом Его действии видят «пример». Конечно, Он подавал и пример, более того, был образцом. Но облик Господа теряет всю свою первозданность, когда Его подозревают в постоянном желании «воспитывать»; в Его чистый образ вносится нечто неестественное, даже фальшь. Нет, Христос жил среди Своих учеников и делал то, что диктовала та или иная минута, не помышляя о «примере». Но именно потому, что Он об этом не думал, Он – образец для нас, ибо каждый Его шаг был истинным, верным, отвечающим сущности вещей. В Господе начинается христианское бытие, Он обосновывает возможность быть христианином, показывает, что это значит, и дает силы для указанного действия. Но следование за Ним не означает «подражание» Ему – сколько неестественных и неумеренных притязаний возникло бы в противном случае! – оно означает жизнь в Нем, чтобы, руководствуясь Его духом, каждый раз поступать правильно.

Нет, нам нужно проникнуть глубже, гораздо глубже... В наших размышлениях мы уже ставили вопрос, каким образом Бог в Иисусе делает шаг нам навстречу. И мы нашли, что делает Он это прежде всего любовью. Но затем мы увидели, что одного этого еще недостаточно. Бог, Который был бы только бесконечно любящим, по всей вероятности, действовал бы не так, тут есть еще что-то, и это что-то оказалось смирением.

Смирение возникает не в человеке. Его путь идет не снизу вверх, а сверху вниз. Поведение маленького человека, который склоняется перед великим, еще не смиренно, оно лишь порядочно; смиренным становится только великий, склоняющийся перед малым. В его глазах малое наделено таинственным достоинством. То, что он видит это достоинство, признает его и перед ним склоняется, это и есть смирение. Смирение исходит из Бога и направлено на тварь. Великая тайна! Вочеловечение – вот воплощенное смирение (Флп 2.5-10). Только из него и рождается смирение в людях. В этой связи нужно видеть и эпизод омовения ног.

Но тут открывается еще большая глубина. «Услуга» может быть оказана в современном смысле этого слова: человек выполняет возложенные на него обязанности – анонимно, нейтрально, деловито. Так можно делать все без какого-либо ущемления самолюбия... С другой стороны, существует желание услужить, порождаемое влечением к самоуничижению и связанное с сознанием собственной ущербности... Ни того, ни другого здесь нет. Иисус не делает объективно необходимого и не унижает Себя по внутреннему настоянию. Его стремление к служению проистекает из иного источника.

Во второй главе Послания к Филиппийцам апостол Павел говорит о том, что скрывается в вечности за фактом вочеловечения. О Сыне Божием он пишет: «Он, будучи образом Божиим, не почитал хищением быть равным Богу» – ибо Он был таковым, но настроенность Его была иной: Он «уничижил Себя Самого, приняв образ раба... и по виду став как человек» (Флп 2.6-7). Здесь говорится о вечном Сыне Божием, Который был Богом, равным Отцу и вполне сознающим это божественное равенство. В Нем, в глубине, недостижимой ни для какой психологии и метафизики, пробудилась воля «уничижить» Себя Самого, отказаться ради нас от бытия во славе, от великой полноты. Поэтому Он сошел со Своей высоты, и не просто на землю, но в такую глубину, которую мы не можем измерить, – ужасающую глубину и пустоту, которую мы можем представить себе, ощутив, действительно, всем своим нутром, что такое грех. Это уничижение жертвы – искупляющей, спасающей и дарующей новое начало.