Господин Малоссен
Шрифт:
– Я довольна твоим ответом.
Конец серии. Снова ярость.
– Это ничего не меняет, – мрачно сказала она, – я его на куски порву.
И добавила:
– Жервеза, это же Жервеза.
Вернувшись к себе, Жервеза первым делом кинулась к своему автоответчику.
– Там пять сообщений, – произнес женский голос у нее за спиной.
Жервеза обернулась. На пороге комнаты стояла женщина.
– Я слышала, как вы вошли. Я спряталась. Не была уверена, что это вы.
– Вы –
Жюли кивнула.
– Я боялась, что Сюзанне не удастся передать вам ключ, – сказала Жервеза. – За ними так пристально следят…
– Она прислала мне Нурдина, самого маленького парнишку Бен-Тайеба.
– Хорошо, – сказала Жервеза. – Выпьем чаю?
Они молча орудовали на кухне, несколько смущенные тем, как много слышали друг о друге.
– Хорошо, что вы пришли, – сказала Жервеза. – Никто не станет вас здесь искать.
– Нет, нет, я не останусь. Не хочу вас компрометировать.
Жервеза едва сдержалась, чтобы не рассмеяться. Компрометировать! Юркий подпольщик, который пробрался к ней в живот, об этом уже позаботился.
– Не беспокойтесь о моем добром имени, Жюли. Вы останетесь у меня.
Сидя за чаем, они подвели итоги. Жюли дала Жервезе прослушать пленку Клемана и пояснила, что крик Клемана: «Все расскажу дочке вьетнамца» показался ей чем-то вроде завещания. Клеман хотел, чтобы Жервеза услышала эту запись. Жервеза считала, что эта пленка должна снять подозрение с Бенжамена. Затем Жервеза показала Жюли фотографии Мари-Анж.
– Нет, мы не знаем эту женщину, ни я, ни Бенжамен, – сказала Жюли, возвращая фотографии. – А почему вы спрашиваете?
– Она заявляет, что это Бенжамен покупал у нее татуировки.
– Боже милостивый! – прошептала Жюли.
– Вы с ней не знакомы, но она всех вас прекрасно знает, – заключила Жервеза. – Она сделает все, чтобы утопить Бенжамена.
– Боже милостивый! – повторила Жюли. – Но зачем ей это?
– Именно это нам и нужно выяснить, – ответила Жервеза, – и перестаньте повторять, что Боже милостивый, – прибавила она, – это портит Его характер.
И она вернулась к своему автоответчику.
– Ну, что ты нам расскажешь?
Он рассказывал то же, что и весь город.
– Кажется, ты беременна, Жервеза? Что это еще за истории? Приходи ко мне сейчас же, я тебя осмотрю.
Полчаса спустя, Жервеза лежала на свежевымытом столе для трупов, и ее друг Постель-Вагнер констатировал, что она и в самом деле носила в своем чреве новую жизнь.
– И ты до сих пор ничего не замечала?
– Да, была задержка, после больницы, – призналась Жервеза, – но я подумала, что это последствия ушиба… и машина снова заработает.
Она улыбнулась.
– Самое забавное это то, что Тереза Малоссен предсказывала мне это.
– Когда? –
– До. Накануне происшествия. Я заходила к ним сообщить о смерти Шестьсу.
Постель-Вагнер два-три раза затянулся в задумчивости, потом спросил:
– И ты веришь в ее предсказания?
– Раньше не верила, но теперь приходится признать…
– Вовсе нет, Жервеза. Когда Тереза тебе это объявила, ты уже была беременна.
– О нет! Уж в этом я точно уверена.
– Два месяца минимум, – подтвердил врач, вынимая трубку изо рта.
– Но у меня был правильный цикл, как у доброй католички и праведной монахини! – запротестовала Жервеза.
– Это были кровотечения, которые ты приняла за менструации. Твое следствие вымотало тебя, неутомимая. Бессонные ночи, волнения… Кого ты встретила три-четыре месяца назад?
– Встретила? – не поняла Жервеза.
– Ну, с кем ты познакомилась? Новые люди. Был кто-то, кроме твоей неподкупной стражи?
Жервеза нахмурилась.
– Два инспектора, с которыми ты прижал Мари-Анж, – наконец сказала она.
– Титюс и Силистри?
– Да. Комиссар Кудрие снял их с крупных бандитских разборок, чтобы они охраняли меня.
Постель-Вагнер огорченно покачал головой:
– Каким бы неправдоподобным это ни казалось, все равно искать следует именно в этом направлении, Жервеза…
В ночь с субботы на воскресенье дверь «Трефового Туза» вновь открылась. На этот раз высокий антилец был один.
– Рыбак!
Сутенер опять вышел вслед за полицейским.
– Держи свою пушку, Рыбак, твои люди здесь ни при чем.
Назавтра, где-то около часу дня, сделав все покупки, Элен и Танита зашли в бистро «Анвьерж».
Они немного помолчали в некотором смущении, сидя за стаканчиком воскресного портвейна, который только что принесла им Надин.
– Итак, – спросила наконец Элен, – ты как думаешь, это твой, мой или они оба?
– Это она, – мрачно ответила Танита.
Последнее слово принадлежало дивизионному комиссару Лежандру.
– Вы меня знаете, Жервеза, я не ханжа. Ваша личная жизнь это ваша личная жизнь. Но ваше… положение… вызвало такой переполох в наших рядах… все эти взаимные подозрения… это сказывается и на эффективности… вы понимаете?., на сплоченности коллектива… а это необходимо, сплоченность… речь не идет о том, чтобы принимать дисциплинарные меры, разумеется… вы хороший сотрудник… работаете… замечательно… даже отлично, по некоторым параметрам… но… я хочу сказать… для рабочей обстановки, здесь, в префектуре… ну… словом, если вы подадите на увольнение, я подпишу.