Господин посол
Шрифт:
До Скотта у неё не было возможности подробно, долго и пристально разглядывать мужские органы - тем более их чувствовать, ласкать и целовать. До Скотта они лишь стыдливо мелькали перед ней и быстро прятались раньше, чем она могла их изучить. Ее это не трогало, потому что увиденное она считала безобразным. Зато теперь она было знакома с лучшими образцами. Со Скоттом они шутили, что пенисы приобретают вкус со временем.
Подумав об этом, она рассмеялась, и Скотт повернулся к ней с вопросительно нахмуренными бровями.
Он
– О, просто в голову пришло. Наша шутка насчет приобретаемого вкуса.
– Я дам тебе попробовать чуть позже, - посулил он.
И наступил ей на любимую мозоль.
Ах, будь он проклят! После укола он наверняка не будет ни ан что способен. Может, в конце концов, это хорошая идея - дать ей кольнуться тоже. Как защита...
– Ладно, балтиморка, - буркнул Скотт и подошел к матраса с куском резинового жгута и шприцем.
– Стерильно, не волнуйся. И не так много, - он сел подле нее. Подержи минуту.
Он протянул ей шприц, пока сам перетягивал руку жгутом. Затянул туго, взял шприц. Патрисия вдруг снова испугалась, но не могла ему сказать. Пока он протыкал вену иглой, она морщилась и глотала воздух, с ужасом наблюдая, как он давит на поршень и вливает содержимое шприца ей в кровь.
Потом шлепнулась на подушки, зная, что очень скоро все почувствует. Скотт нагнулся, крепко поцеловал её и стиснул грудь.
– О'кей, балтиморочка, - сказал он.
– Будет очень хорошо.
Подкатило совсем не нежно. Скорее нахлынул мощный поток, поднял её и мгновенно разбил оковы ужаса, который она испытала, когда поняла, как сильно её ударило.
Она парила. Тело распалось на кусочки, на молекулы. Она была свободна, куда свободнее, чем когда-либо в жизни, свободнее, чем ожидала и даже чем могла представить, и в этой абсолютной свободе была абсолютно счастлива. Не надо было ничего бояться, ни о чем думать; она распалась, и все, что осталось - это ощущения. Ощущения. И все. Вот так.
Она не могла это понять, но и не надо было. Все что нужно - это ощущать, смаковать и быть счастливой.
Смутно она чувствовала, что в какой-то момент вернулся Скотт и лег рядом. Это хорошо. Но весь огромный и невероятно долгий трепет счастья был внутри, и он остался бы таким же абсолютным, если бы Скотта не было. Не было ничего. Оно была полна собой. Ему ничего не нужно. Ей ничего не нужно. Она закрыла глаза и просто лежала и наслаждалась своим счастьем.
20 июня
Переходя дорогу, он держал её за руку, но не под локоть, поэтому по бульвару у представительства ООН они шли чуть поодаль друг от друга.
– Каталась на таких когда-нибудь?
– спросил Фрэнк, указывая на теплоход Грей-лайнз на Ист-ривер.
Патрисия кивнула.
– Вокруг Манхэттена. Целый круг.
– А я - никогда.
Она не была уверена, то ли это предложение прокатиться вдвоем, то ли нет, поэтому
– А откуда ты родом, Фрэнк?
– кроме смены темы, она давно собиралась об этом спросить.
– Из Джорджии, - ответил он.
– Родился в горах, потом жил в Атланте. Оттуда в пятьдесят седьмом попал в ВВС, и с тех пор там не был. А ты из Балтиморы, верно?
– Да. А что ты делал в ВВС?
Фрэнк остановился, оперся о балюстраду и засмотрелся на речную даль. Потом буркнул:
– Ничего особенного... Меня отправили в Германию.
– Германия... Ты проехал всю Европу?
– Да уж...
Она прислонилась к стене.
– Я люблю путешествовать.
Он повернулся к ней.
– Тогда ты выбрала не тот маршрут.
Ветер бросил пряди волос ей на лицо, она смахнула их назад. Она была в своей клубничного цвета рубашке, песочных "ливайсах и босиком.
– Не знаю, - глубоко вздохнула Патрисия.
– Похоже, в жизни есть и другие дела, кроме путешествий.
Фрэнк отвернулся от реки и прищурился, прикрыв рукой глаза.
– В любом случае, - заметил он, - его придется брать где-нибудь в другом месте, здесь нельзя. Отсюда, где его усиленно стерегут, он направится к своему посольству, где его тоже охраняют. Значит, надо брать его где-то по дороге.
– На улице?
– спросила она.
– В машине?
– Вполне возможно, - кивнул Фрэнк.
– Может быть, он постоянно ходит в какой-нибудь ресторан. Или в парикмахерскую. Или ещё куда-нибудь, кто знает? Нужно разведать.
– Как? Следить за ним?
Фрэнк кивнул.
– Не меньше месяца. Пока толком все не выясним. Тогда возьмемся за дело и - раз!
– Мистер Мишень, - протянула она.
– Что-что?
– Индиец. Он - живая мишень.
Фрэнк пожал плечами.
– Я рад, что мы сюда пришли. Ничего нового, правда, не узнали. Но недурное место для прогулки, правда?
Она покачала головой и зашагала вдоль по набережной. Помахивая сумочкой, сложила губы трубочкой и просвистела простенькую песенку, которую тут же подхватил ветер, и оглянулась посмотреть, идет ли за ней Фрэнк. Он нагнал её на спуске.
– Хочешь зайти выпить куда-нибудь, прежде чем мы вернемся на Сикес-стрит? Выпьешь мартини?
– спросил он.
Она пожала плечами.
– Я сегодня ещё ничего не ела.
– Мы что-нибудь закажем, - заверил он.
Мест, куда можно зайти босиком, было немного, но одно такое они нашли. И вот они сидят за столиком, на нем скатерть в красно-белую клетку, в бутылке из-под "кьянти" горит свеча. Потрескавшиеся от времени пепельницы с маркой "чинзано" серы от неубранного пепла, скатерть съехала набок. Им пришлось сесть у окна, других пустых столиков не было, и с улицы на них глазели прохожие, иногда даже останавливались, чтобы рассмотреть, что они едят - видимо, решали, заходить или нет.