Господин посол

Вериссимо Эрико

15

Впрочем, через несколько минут, немного успокоившись, она всё же проглотила два кусочка индейки и половину пирожка, начинка которого показалась ей слишком острой. По настоянию Пабло выпила также глоток шампанского, со страхом думая о том, как это скажется назавтра.

Ортега между тем осушил третий бокал и собирался с духом сказать Гленде прямо, что он думает о её диссертации.

– Я жду откровенной критики.
– Гленда скрестила руки, из предосторожности надавив на желудок, хотя ни боли,

ни тошноты пока не было.

– Хорошо.
– Пабло и сам не знал, почему ему доставляет удовольствие нападать на девушку.
– Ваша диссертация абсолютно лишена исторической перспективы и изобилует неточностями.

Лицо Гленды напряглось, на лбу появились морщины, она будто каждой порой впитывала слова Пабло.

– Неточностями? Какими?

– Начать с того, что вы пользовались недостоверными источниками.

– Но основную информацию я получила в вашем посольстве!

– Именно поэтому я и считаю её недостоверной.

– Вы пьяны.

– Может быть, и тем не менее то, что я сейчас сказал, правда...

Гленда пристально изучала рисунок ковра.

– Конечно, в вашей диссертации есть и неоспоримые факты, - продолжал Пабло.
– Сакраменто и в самом деле было открыто в 1525 году испанским капитаном Леандро Гарсиа Эскалой, находившимся на службе у завоевателя Франсиско Фернандо де Кордобы. Позднее Эскала основал Пуэрто Эсмеральду на северо-восточном побережье Сакраменто, и Серро-Эрмосо на центральном плато. Но легенда о золотистой пуме, якобы охранявшей вход в серебряные рудники, пожиравшей испанцев и щадившей туземцев, которым она будто бы лизала руки, не более правдоподобна, чем легенда о волчице, вскормившей Ромула и Рема.

– В книге, которую мне давал доктор Молина, говорится, что существование той пумы подтверждено документами колониальных времён, и что именно поэтому пума и поныне изображается на гербе Сакраменто.

– Поверьте мне - это миф.

Подперев голову, Гленда поставила локти на колени и взглянула на Пабло.

– Неужели невозможно спасти хотя бы часть из того, что я написала?

– Спасти надо вас.

– Ненавижу глупые шутки. Я говорю совершенно серьёзно. Диссертацию надо сдать в следующем месяце.

Пабло пожал плечами. Вино сделало его красноречивым; он словно парил в облаках. Общение с Глендой доставляло ему болезненное наслаждение, в котором было что-то садистское, хотя и не без примеси мазохизма.

– Та часть, где вы описываете освобождение Сакраменто от испанского ига, а также роль, которую наша страна играла в составе мексиканской империи Итурбиде и позднее в Центральноамериканской конфедерации, в общем правильна.

– Что же тогда вам представляется ошибочным?

– Всё остальное.

Гленда выпрямилась.

– Такой неопределённой критики я принять не могу. Укажите конкретные ошибки, процитируйте неправильные положения. Почему вы не принесли рукопись?

Во рту у неё был неприятный вкус от пряностей в начинке пирожка. Гленда открыла сумочку и положила в рот таблетку магнезии.

– Прежде всего, - сказал Пабло, закуривая вторую сигарету, - истинная история Сакраменто не так проста, как вы её изображаете,

она намного интереснее и гуманнее той официальной версии, которую нам навязывают в учебниках.

– Я не понимаю, куда вы клоните...

– Как настоящая американка, которую с детства пичкают рассказами о бандитах и храбрых ковбоях, вы искали этих героев и этих бандитов и в истории моей страны. А дело совсем не так просто. Вы нарисовали картину крупными мазками, используя лишь несколько красок, и получился грубый плакат, лишённый оттенков.

Гленда растерянно покачала головой.

– Давайте говорить конкретнее. Права ли я в своей оценке дона Антонио Марии Чаморро? Разве он не был жестоким диктатором, правившим Сакраменто в течение четверти века?

Горячность девушки забавляла Пабло.

– В вашей работе дон Антонио Мария выглядит обыкновенным бандитом, грубым и невежественным. По крайней мере у меня сложилось такое впечатление.

– Кем же он был на самом деле? Святым? Учёным?

– Немного святым, немного учёным, но в основном невротиком.

Гленда нетерпеливо вздохнула и проглотила остатки пирожка.

– Я жду вашего толкования истории Сакраменто.

– Что ж... в 1899 году дон Антонио Мария Чаморро, которому тогда было лет пятьдесят с небольшим, врач, никогда не практиковавший, и отпрыск богатого семейства из нашей так называемой сельской аристократии, выставил свою кандидатуру на пост президента республики от либеральной партии, уже около двадцати лет находившейся в оппозиции. Побеждённый кандидатом от консерваторов, он заявил, что стал жертвой махинации, задуманной политиканами и полицейскими. Антонио Мария и руководители оппозиции организовали заговор, и в 1900 году при поддержке значительной части небольшой в то время национальной армии он захватил власть, устроив государственный переворот...

– Всё это есть в моей диссертации, - заметила Гленда.

– Знаю. Вдохновлённый примером дона Порфирио Диаса, мексиканского диктатора, но всё же больше своими политическими и государственными планами, Чаморро распустил конгресс и основал, по его собственному выражению, "временную патерналистскую диктатуру". Программа Антонио Марии предполагала, что за время этой диктатуры сформируется правящая элита и просветится народ, который потом сможет сознательно пользоваться правом голоса. Для осуществления этой программы Чаморро оказал всестороннюю поддержку старому федеральному университету, выделил значительные ассигнования, увеличил жалованье профессорам и выписал новых из Франции и Германии. Кроме того, он велел развернуть по всей стране строительство начальных школ.

– Что так и не было осуществлено, - прервала его Гленда.

– Верно. Но слушайте дальше... Дон Антонио Мария был гуманистом и меценатом: он посылал за государственный счёт артистов и учёных в Европу... Прекрасный знаток истории, музыки и поэзии, влюблённый в Древнюю Грецию и Рим, он пытался сделать Серро-Эрмосо столицей искусств, как Людовик Баварский - Мюнхен. Он хотел, чтобы Серро-Эрмосо стал американскими Афинами.

– Но это не помешало ему впоследствии получить прозвище Карибский Шакал.