Господин с кошкой
Шрифт:
– Что? – спросил он.
– То, – сказал я. – Такими же словами. Сына в честь отца, Димой. И в глаза смотрит. Мы же тезки с тобой, ты что, забыл? Классная была девочка, верно. И сейчас тип-топ.
– Ты же сказал, – он развалил помидор надвое, – что к ней не кадрился…
– Я не кадрился, – сказал я. – А она подкадрилась. Ты чего надулся? Она всем врала, тебе и мне тоже.
Он двинулся на меня. Столик уронил, колбаса на пол. У него сносило крышу, прямо на глазах. Здоровый такой бык, накачанный. И нож в руках. Что я должен был делать? Что? Хорошо,
Через годик не стерпел, позвонил Ленке. То да се, как муж, как сын, как вообще. И кстати, как наш общий друг Димочка, если, конечно, помнишь.
– Помню, – говорит.
– Давно, – говорю, – его не видел. Лет двадцать, наверное. Как мы со старого двора разъехались, не видел. Жив или как?
– Или как, – говорит. – К сожалению.
– Ничего себе! – Я даже присвистнул. – А такой вроде здоровяк был.
– Да при чем тут? Убили твоего тезку. Нашли на квартире. Криминальные разборки.
– А что, он бандитом стал? – говорю.
– Да нет. Это у ментов отмазка такая. Чтобы не искать.
– Понятно. Сыну рассказала? – ляпнул, сам не знаю зачем.
– Дурак ты. – Она засмеялась и трубку бросила.
Произвольный пистолет
маникюр и парфюмерия
– Я уже третий раз хочу спросить… – Она приблизила лицо и зашептала: – Почему у тебя духи такие тонкие-тонкие, почти что дамские? И ногти полированные. Только скажи правду, я тебя не разлюблю ни капельки. Ты случайно немножечко не голубой?
– Господи помилуй! – Он откинулся на подушку и засмеялся. – Нет, я не голубой. Могла, пардон, убедиться. Ногти я сам себе пилкой поправляю. Чего тут голубого? А духи… это духи моей жены. Мой одеколон кончился, я пшикнулся из ее флакона.
– Уже третий раз, между прочим.
– Ну и что?
– Ну и очень зря. Хотя запах отличный. Как называется?
– Понятия не имею, – сказал он. – Поздно уже, давай поспим немножко.
– А почему ты всегда уходил от меня в шесть вечера, – спросила она, – а сегодня пришел в десять и ночевать собрался?
– Тоже мне, всегда. Мы третий раз вместе. Мы две недели знакомы. Вот лет через пять или десять скажешь «всегда».
– Не обещай мне долгих сроков, – сказала она. – Жена в командировке?
– Угадала. Видишь, я все честно говорю.
– А кто она у тебя?
– Умная, добрая женщина.
– А кем работает?
– В аппарате правительства.
– Ух ты! Чиновная дама! – рассмеялась она.
– Доктор юридических наук, – суховато сказал он. – Профессор Академии управления. Автор книг и учебников. Мастер спорта по стрельбе.
– Из лука?
– Нет. Из произвольного пистолета. Смешное название, правда? – Он примирительно улыбнулся.
– Обхохочешься, – сказала она. – А вдруг она позвонит, а тебя дома нет? И застрелит тебя, когда вернется. Все правительство за нее заступится. Ее оправдают. И дадут повышение по службе, а к тебе на могилку никто не придет.
–
– Какая мелодрама! – сказала она, вывертываясь. – Лучше б ты был голубой.
Две недели и три свидания, тот еще роман, а грудь болела, как будто всё оттуда выдрали, одни ребра остались. Он присел на скамейку. Сдохнуть от инфаркта на автобусной остановке. Или прийти домой и застрелиться из произвольного пистолета жены. Пистолет был в красивой стальной коробке с замочком. Можно расковырять ножом. Мелодрама.
– Мужчина, – сбоку раздался ломучий голос, – у вас такой обаятельный парфюм…
Он скосил глаза и увидел кудрявого мальчика с крашеными ногтями.
– Пошел ты! – Он тяжело встал и замахал рукой проезжавшей машине.
Доехал до дому. Выпил стакан минералки. Разделся. Принял душ.
Лег в постель и, к завтрашнему своему удивлению, спокойно заснул.
Про зависть
десятая заповедь
Странное дело, но я не завидовал ребятам, которые жили на верхних этажах нашего дома. Они жили в огромных квартирах с мраморными каминами и малиновыми коврами, на которых привольно располагалась игрушечная железная дорога. А я жил в подвальной коммуналке, но как-то не обращал внимания на это. Смешно сказать, один раз мне позавидовали. Папа купил машину, голубую «Волгу» самого первого выпуска, со звездой на радиаторе и оленем на капоте. Все маршальско-министерские внуки собрались и цокали языками: «Это ваша машина? Собственная? Здоровская какая!»
Их дедушек возили «Зисы» и «Зимы», огромные, сверкающие ясным никелем на глубоком черном лаке, – но, наверное, ребята с верхних этажей смутно чувствовали разницу между собственной машиной и казенной. Генетическая память о казенном доме? Кто его знает. В общем, я им никогда не завидовал, честное слово.
Завидовать я стал своим ровесникам из писательско-театрального круга. У них всегда были деньги! Они доставали кошельки, там торчали бежевые рубли, зеленые трешки и даже иногда синие пятерки. Они легко могли скидываться на выпивку. Могли взять такси. Пригласить девочку в кафе-мороженое или просто купить ей шоколадку или цветок. А у меня всегда было с собой копеек семьдесят в лучшем случае. Ну рубль с полтиной – это уж вообще.
Они были так красиво и ловко одеты! У них всегда были новенькие блестящие туфли (а у меня – со сбитыми носами), целые носки (а у меня всегда штопаные или зашитые), костюмы (а у меня всегда брюки и курточка).
Помню, однажды я пришел к другу на день рождения, а одна очень красивая девочка сказала своей подруге громким шепотом:
– Он в том же свитере, что в прошлый раз… Мне стало просто ужасно.
Папа сказал однажды:
– Хорошо, что ты не девчонка! Девчонку пришлось бы красиво одевать. А что парню надо? Штаны из чертовой кожи, ковбойка, куртка, кеды, и вперед, на штурм вершин мироздания! – И засмеялся и погладил меня по голове.