Господин следователь. Книга 4
Шрифт:
Наталья Никифоровна, когда ей стало получше, провела ревизию чуланов и сараев, с упоением отбирая вещи, которые нужно перевезти, и те, с которыми не жалко расстаться. Естественно, что главным помощником ей стала Нюшка. Кажется, деревенскую барышню интересовало все. Вытащила старые мундиры покойного коллежского асессора, его шинель, какие-то древние платья моей хозяйки (вслух я такого не говорил!), драную обувь. Вдова асессора хотела все выкинуть, но, не тут-то было. По мнению Нюшки, все следует пустить в дело. Штаны и мундиры постирать, высушить, а потом перешить — Петьки износит, когда учиться время настанет, из шинели, если ее укоротить, да почистить, получится отличная куртка для отца. Ему на складе приходится и по ночам работать, и на холод выходить,
Мы с Натальей сразу же отказались от любой прибыли, благородно переуступив ее в пользу девчонки. Вернее — отказалась хозяйка, а я уж так, покивал. Вещи, пусть и старые, но не мои.
Неугомонная Нюшка облазила весь дом, обшарила сараи и обнаружила множество интересных и полезных вещей, о которых сама хозяйка не имела представления — откуда они тут взялись? Возможно, от прежнего хозяина — брата Марьи Ивановны. Например — почему в сарае лежат какие-то старые ржавые цепи, чугунные сковородки, шкворни и еще какие-то железяки? Зачем им лежать без пользы, если можно железо сдать какому-то купцу, имеющему кузницы? Конечно, заплатят немного, по три копейки за пуд (если поискать, то другой купец и четыре даст), но тут пудов десять, а то и больше. А деньги на дороге не валяются. Разумеется, нужно еще подводу и грузчика нанять, но для этого имеется дядька Антип, который давно мечтает Нюшке чем-то помочь, да не знает чем.
Еще Анна Игнатьевна обнаружила на чердаке старые стеклянные бутылки — восемь ящиков. Пыль с вершок, некоторые с отбитым горлышком. Понимаю, что старое железо годится на переплавку, а вот кому нужна битое стекло? Оказывается — очень даже нужно. Опять-таки — много не выручишь, но рубля полтора-два заработать можно.
В общем, барышня из деревни развернула бурную деятельность. Надеюсь, что если не на корову, то хотя бы на сапоги для новоявленного братца заработает.
Но самую главную ценность моя будущая кухарка отыскала на чердаке — кипу старых журналов. Собиралась их либо для растопки печки приспособить, либо еще куда — типа, лавочнику по дешевке продать, чтобы картузы для крупы крутил, или на патроны пустил, но я, когда увидел — чуть не ошалел! Нарычал и на Нюшку, а за компанию на хозяйку. Мол — варвары вы, умеющие только разрушать. Собирались пустить на растопку «Труды Императорского Вольного Экономического Общества»! А здесь подборка с 1766 по 1776 годы. И состояние приличное. Жаль, что сверху голуби посидели, кое-какие экземпляры испортили основательно, но что взять с глупых птиц? Птица, она и есть птица, на нее даже обижаться нелепо.
Сам читать стану, потом отдам в переплетную мастерскую, и завещаю Череповецкой городской библиотеке.
— Так что там с девчонкой? — поинтересовался я.
— Эта козлуха сегодня в подпол лазала — картошку, она, видите ли, проверяла — не сгнила ли, не дала ли ростки? а еще свеклу и морковку. Вылезла, говорит — мол, Наталья Никифоровна, если не возражаете, я бы у вас половину купила. Ивану Александровичу до весны все не съесть, а раз вы забирать ничего не станете, то пропадет. А у нее, мол, в Борках, лишние рты появились, кормить надо. Но вначале она картошку переберет, много гнилой, и мыши погрызли. Я говорю — все равно пропадет, забирай так, бесплатно, а она только головенкой крутит — если вам угодно, по дешевке возьму, но за просто так — нельзя. Одно дело старое железо да стекляшки с тряпками, совсем другое — овощи. В них труд вложен.
Ишь ты, какая интересная девица. Хотя, она права. Согласен с Анной Игнатьевной, что ничего нельзя брать даром. Но если настаивают — то можно.
— А ты что? — заинтересовался
— А я рассердилась, полотенце взяла — мокрое, сушилось у печки, да и огрела вашу Анну Игнатьевну пониже спины. Говорю — сказано даром бери, значит, даром! А эта цаца, посмотрела на меня свысока и говорит — мол, в наш просвещенный девятнадцатый век бить прислугу, которая не может ответить — неприлично. Хотела я ее еще разок полотенцем огреть, но смотрю — хорохорится девка, а в уголке глаз у нее слезинки. И тут мне словно по сердцу резануло. Ты ж говорил, что она без матери выросла, а ведь и у меня такая же девчонка могла быть… Схватила Нюшку в охапку, обняла, сама принялась плакать. И она меня обхватила, прижалась. И вот, сидим мы, как две дурочки — большая и маленькая, и плачем.
Кажется, Наталья Никифоровна опять собралась плакать. Усадив хозяйку, уселся рядом, обнял ее и сказал:
— Ты молодец, все правильно сделала. Девчонка — та еще штучка, но мне ее тоже жалко. Ей ласки материнской не хватает.
— Знаешь, я тут подумала…— нерешительно сказала хозяйка. — Может, мне ее с собой в Нелазское взять?
— А зачем? — удивился я. — Ты же говорила, кухарка там у тебя есть, пусть и старая, истопник тоже.
— Я бы ее не в прислугу, а в воспитанницы взяла, — решительно заявила Наталья. — А то и вообще бы удочерила, если Петр Генрихович не против.
Вот тут я удивился еще больше.
— Удочерила бы? При живом-то отце? Да и в воспитанницы… Даже если отец согласиться, в чем, по правде сказать, я очень сомневаюсь. Нет, Наталья Никифоровна, не выйдет. Не забывай, что у Аньки уже характер сформировался. Она привыкла о ком-то заботится, вести хозяйство, считать копеечки. Думаешь, захочет она свою жизнь менять? Она, считай, в своей деревне авторитет. К ней старики бегают советоваться. Сложно ей снова маленькой становиться.
Наталья Никифоровна помолчала некоторое время, потом кивнула:
— Знаешь, Ваня… Иван Александрович, а ведь ты прав. Поздно такую девчонку воспитанницей брать. И я чего-то расчувствовалась.
— Бывает, — хмыкнул я.
Хозяйка, передумав плакать, осторожно высвободилась от моих объятий, а я ей мешать не стал. Чревато нам в обнимку сидеть. Если «резьбу сорвет», то ничего хорошего не будет. Статус у нас иной, нежели раньше. И я официальный жених, а Наталья, можно считать, что тоже невеста.
Но с другой стороны, подумалось, что уже ничего не сорвет. И я обнимаю не любовницу, а просто хорошего, родного мне человека. Может, сестру? А разве так может быть, чтобы бывшая любовница вдруг показалась сестрой? Сестры у меня нет (и в той жизни не было), сравнивать не с чем. Пусть будет друг женского пола. Говорят, что мужчина и женщина могут быть просто друзьями. Раньше не верил, а вдруг?
Моя бывшая любовница, погладив меня по плечу, неуверенно сказала:
— Еще кое о чем подумалось… Глупое такое. Женское. Даже не знаю, говорить или нет?
Интересно, о чем это хозяйке подумалось? Заинтриговала.
— Наталья Никифоровна, как говорят — сказала а, говори и б, — хмыкнул я.
Наталья немножко помялась, но потом все-таки сказала:
— Девчонка чрез два, может и через три года в возраст войдет. Некоторые в ее возрасте уже вошли, а эта припозднилась. Но ничего страшного, нагонит. И грудь у нее появится, и все прочее. Возьму к себе, но я-то не молодею… Вот у тебя Иван Александрович, жена будет молодая, любимая, ты точно на кухарку не позаришься… Но мне-то уже за сорок перевалит. И что тогда?
Дальше хозяйка говорить не стала, но и так все понятно. Наталья заранее переживает, что ее муж «западет» на юную воспитанницу. Мне кажется, что Литтенбрант не из таких. Хотя, можно ли за кого-то ручаться? Все бывает в этой жизни. Согласиться с хозяйкой? Или начать защищать коллегу? Но не стану. Сделаю глубокомысленный вид. Самое лучшее, что можно сделать — промолчать.
Наталья Никифоровна пошла к печке, похлопотать насчет ужина для меня. Остановившись на полпути, усмехнулась:
— А знаете, Иван Александрович, что ваша Анна Игнатьевна мне сказала, когда отревелась?