Господин следователь. Книга 4
Шрифт:
[4] Он был не только чиновником высокого ранга, но и поэтом, другом К. Н. Батюшкова. Будучи на лечении в Череповце, Остолопов написал поэму, где сравнивал собственное несчастье со смертельным ранением Багратиона на Бородинском поле. При всем своем сочувствии к вице-губернатору, эти раны не равноценны.
[5] Княгиня Екатерина Романовна Дашкова (в девичестве Воронцова) (1743–1810 гг.). Писательница, государственный деятель. Сподвижница императрицы Екатерины II, активная участница свержения с престола Петра III. Находилась одновременно во главе двух академий — Императорской Академии наук и художеств и Императорской Академии Российской. После восшествия на престол Павла I в опале. В 1797 годах
Глава третья
Домовенок — террорист
Врать не стану, Натальи Никифоровны не хватает. И ее заботы обо мне, и вообще… Ну, вы все поняли. Но один несомненный плюс в отсутствии хозяйки имеется. Не отвлекаюсь на «посторонние» дела, служу и занимаюсь подготовкой к экзаменам. Я вообще герой. Но… я бы поотвлекался…
Зато теперь высыпаюсь, просыпаюсь даже не в шесть утра, а раньше, успевая до прихода Нюшки сделать все утренние дела и одеться, а не встречать девчонку, накинув халат поверх нательного белья. Не страшно, но неприлично. Это при Наталье я мог себе позволить расслабиться и распуститься, а при девчонке-подростке нельзя.
Сегодня даже успел сварить себе на спиртовке кофе. Подумал — а не стоит ли печку самому затопить, но не стал. Все-таки, теперь у меня есть прислуга, пусть и топит, а я лучше с утра немного померзну, так оно полезнее. А вот засов можно открыть, чтобы не бегать потом.
Ушел с чашкой кофе к себе, и принялся выполнять домашнее задание, заданное Леонидом Васильевичем — перевести с латыни две страницы записок Цезаря о гражданской войне. Афетов сказал, что если сумею перевести Цезаря и Вергилия, то можно считать, что латинским я овладел. С Цезарем кое-как получается, а вот поэзия пока не особо.
Зато, переводя записки Юлия Цезаря, еще раз понял, что мемуарам верить нельзя. Цезарь взваливает ответственность за развязывание гражданской войны в Риме на Помпея Великого и на сенат. А он сам, вроде и не при чем. Жаль, Помпей не оставил воспоминаний, было бы любопытно сравнить.
Мысли от древности переместились в реальность. Отчего-то перестала здороваться соседка Марья Иванна, та самая, которую застиг на «месте преступления», за кражей дров. Ладно бы, если она перестала здороваться после того случая, когда я заставил ее сложить мое имущество обратно в поленницу, так нет, здоровалась, как ни в чем не бывало. А вчера, когда мы встретились на проспекте, морду воротит, делает вид, что мы не знакомы.
— Иван Александрович, а чего вы дверь нараспашку открыли? — услышал я голос моей кухарки. Деревенская барышня сразу же принялась бурчать. — Снегу же в сени наметет. Он растает, сыро будет.
— О, домовенок Кузя пожаловал! — откликнулся я. — И вместо того, чтобы поздороваться с хозяином, ворчать принялся.
Домовенком Кузей Нюшку стал называть недавно. Нет, внешне она Кузю не напоминала — аккуратная, с косой, выбивающийся из-под платочка (чепчик, что выдала Наталья, был позабыт-позаброшен), а из-за ее постоянной ворчливости и бережливости. Купила толстую тетрадь (стребовав с меня десять копеек), начала вести приходо-расходную книгу. Укоряла — мол, надо расходы на месяц вперед планировать, а не так — мол, бери Анна деньги и покупай. Пришлось объяснять, что допрежь-то мне ничего планировать было не нужно. Платил себе денежку Наталье Никифоровне за кров и за стол, вот и все, а она уже сама и кормила меня, и поила. Откуда знаю, сколько мне придется потратить на муку, скажем, или на мясо?
Теперь Анна Игнатьевна поставила задачу с точностью до копейки определить — чего и сколько мне требуется на месяц, нельзя ли где-нибудь сэкономить?
Доканывает она меня сетованиями, что много трачу, что надобно экономить. Вот, зачем Иван Александрович заплатил
Нюшка не была жадной, просто она не любила переплачивать там, где можно купить дешевле. С чем-то согласен, с чем-то нет. На все сто согласился с тем, что хлеб лучше не покупать в лавке, а печь самим. Но это согласие дал, попробовав кусок хлеба, испеченный тетей Галей — то есть, Нюшкиной мачехой. Тот, что покупала Наталья в лавке, был неплох, но этот гораздо вкуснее. Договорились, что оплачиваю стоимость ржаной муки, а тетя Галя за это снабжает меня свежим хлебом. Получилось и на самом деле гораздо выгоднее. Печеный хлеб стоил полкопейки фунт, а я заплатил за мешок ржаной муки двадцать копеек, тем самым, обеспечив себя хлебом на три месяца вперед. Сэкономил, по Нюшкиным подсчетам, аж десять копеек! С ума бы не сойти от такой экономии. Не стал бы, конечно, заморачиваться, но повторюсь, что хлеб, испеченный в деревне Борок, был гораздо вкуснее.
Но где-то в глубине души я был согласен с кухаркой. Экономить нужно! В последнее время траты сильно увеличились. Подсчитал — треть жалованья уходит на оплату уроков! Скоро придется в «заначку» лезть или просить у родителей. Но просить у папы с мамой неудобно. Они и так на меня потратились. Правда, недавно опять наградных подкинули — сто рублей, причем, денежки пришли аж из Санкт-Петербурга, да еще из Управления по заготовлению государственных бумаг — видимо, за расследование дела Борноволкова, но если тратить такими темпами, хватит ненадолго.
Так что, придется слушаться домовенка в юбке.
Когда я впервые назвал ее Кузей, она обиделась. Пришлось объяснять, что Кузя — домовенок из сказки, который явился к девочке и принялся учить ее жить. Образ домовенка — хозяйственного и домовитого, Нюшке понравился. Пришлось даже вкратце пересказать содержимое мультика, выпуская, понятное дело, технические подробности, вроде духового шкафа или холодильника, в который пытался заселиться домовенок. Еще оказалось сложно объяснить — на какую работу уходит мама девочки? А если мама служит в гимназии, отчего в доме нет прислуги? А если нет прислуги, так отчего девочка, которой целых 7 лет, ничего не умеет?
В общем, беда с детками из девятнадцатого века, ничего-то они не понимают.
— Иван Александрович, а вас кто-то сглазить пытается, — заявила Нюшка.
— Сглазить? — удивился я. — Как это — сглазить?
— А вот, гляньте, что у крылечка нашла.
Нюшка протянула кусок бересты, на котором лежал какой-то волосяной шарик, размером не то большой грецкий орех, не то с небольшое яблоко.
— И что это за хрень?
— Это не хрень, а штука такая, через которую порчу наводят, — авторитетно заявила маленькая кухарка. — Наступили бы на такой шарик, то сразу бы заболели, а потом и вовсе померли. Я его даже в руки брать побоялась, щепочкой на кору замела.
Волосяной шарик и на самом деле выглядел очень мерзко. Не то, чтобы я его испугался, но в руки бы не взял. Противно.
— И что с ней теперь, с порчей?
— Надобно ее в проточной воде утопить, с молитвой. Вода на себя всю порчу примет. Но лед на речке. Еще можно в землю закопать, чтобы земля взяла. Земле ничего не страшно.
— Плюнь, — посоветовал я. — Во двор выбрось, или в печку кинь.
— В печку нельзя — всю порчу по ветру разнесет.
Я с удивлением посмотрел на Нюшку. Вроде бы, умная девчонка, а в какую-то фигню верит? Стоп. А сам-то чем лучше? Кто недавно к бабке ходил, чтобы та больной зуб заговорила? И ведь помогло. Скорее всего — эффект плацебо, самовнушение, отчего зуб перестал болеть.