Господин следователь. Книга пятая
Шрифт:
— Ань…
— Так скучно мне будет без вас, как вы не понимаете? Я только с вами и поговорить-то могу, чтобы мне интересно было. Где я в Череповце умного человека найду? А тут еще Питер, а потом и Москва. Это же здорово все своими глазами посмотреть. Да и вы без меня пропадете. Кто вас в столицах этих кормить-то станет? В трактирах да ресторациях есть станете? Так там все дорого. Разок-другой, если кормят вкусным — вроде супчика с потрошками, сходить можно, но все-то время…?
— Ань, я же говорил, что в Питере у родителей остановлюсь, а в Москве у родственников матушки. Уж, наверное, не отравят. И денег за прокорм не возьмут.
— Ну и что? Откуда я знаю, чем они вас кормить станут? А вы мне живым и здоровым
Можно я схожу куда-нибудь в чулан и поплачу? Нет, титулярному советнику реветь нельзя. Просто постучусь башкой об стенку. Или выйду во двор, на луну повою?
— А еще я ваш литературный секретарь и литературный агент. И соавтор. Вы сами меня так назвали. И нам, между прочем, книгу дописывать нужно. Я посчитала — на два месяца газете должно хватить, а вы на четыре собираетесь уезжать. Мы бы пока туда-сюда ехали, все бы и сделали, да еще бы запас остался. И сегодня надо бы про кота с лисой главу дописать. Мы ее вчера еще должны были закончить, а вы к невесте на весь вечер уперлись. Еще вы песенку пели, мы ее вставлять станем? Ну, эту, в которой небо голубое… Если вставить, так строчек побольше выйдет. Вы сейчас быстренько ее запишите, я потом перепишу набело. Я вам уже и кофе свеженький заварила, чтобы вы не заснули раньше времени. Пару часиков поработаем, а потом спать пойдем. Не бойтесь, я завтра вас разбужу, если проспите.
Определенно, про дурака, на которого не нужен нож, это про меня. И как меня угораздило эту эксплуататоршу трудового чиновничества в кухарки взять?
[1] Самуил Маршак
Глава первая
Женитьба Дон Жуана
С утра занимался писаниной — сочинял пространную докладную записку, в которой едва ли не пошагово-поминутно повествовал о стычке с господином Сомовым и его свитой, а также о том, как мы с господином исправником прибыли в дом бывшего предводителя дворянства, побеседовали с господами офицерами о том, что они себя вели очень некрасиво.
Это была уже моя четвертая докладная, потому что не так и часто стреляются сразу три офицера! Поэтому, подробности желало знать и Министерство юстиции, и МВД, а еще военное ведомство и, почему-то, канцелярия Его Императорского Величества. В принципе, МВД и военное министерство мне не начальники, но Лентовский, на чье имя поступали телеграммы, приказал — пиши!
Все, что я написал, было правдой, а то, что в докладной указана не вся правда, это неважно. Какая разница, что револьвер оставили молодым поручикам мы с Абрютиным? Если бы заинтересованные лица желали бы знать всю правду, прислали бы специального человека, тот бы полистал уголовное дело, побеседовал бы с непосредственными участниками. Еще бы сходил навестить свежую могилку Сомова-младшего. Как бы то ни было, но поручика похоронили на кладбище, недалеко от отца, хотя наши батюшки и возражали. А вот заупокойную службу по самоубийце служить отказались, как ни настаивали родственники покойного.
Оба приезжих поручика покамест лежат в городской покойницкой, в ожидании родственников, должных приехать и забрать тела. Военное ведомство, в лице уездного воинского начальника подполковника Ильина заявило, что на самоубийц у него денег нет, пусть город хоронит. Надеюсь, члены Дворянского собрания отыщут деньги для погребения, а иначе, быть молодым офицерам похороненными в общей могиле.
Но, как бы то ни было, оба мертвеца лежат, что дает лишний повод господину Федышинскому ворчать на вашего покорного слугу — мол, из-за вас, милейший, работать негде!
Все написал, отдал Председателю суда, а сам наглейшим образом ушел со службы.
С завершением Великого Поста все словно ошалели — свадьбы играли. В селе Нелазское, в старинном деревянном храме, моя квартирная хозяйка Наталья Никифоровна Подшивалова, по первому мужу Селиванова, стала госпожой Литтенбрант. Эх, грехи наши тяжкие! Ведь знал же с самого начала, что ничего у нас с Натальей не получится, да и вообще, я Леночку люблю, а все равно, начинал думать… Вот, венчание, свадьба, потом молодые уходят к себе. Тьфу ты, отчего же в башку лезут всякие мерзости? Ревную, что ли? Так глупо. В общем, лучше гнать из головы дурацкие мысли.
А в нашем Благовещенской соборе венчается фельдфебель Фрол Егорушкин — ветеран русско-турецкой войны, хороший полицейский, отличный парень и… головная боль господина исправника.
Мы с Абрютиным решили, что на венчание мы обязательно придем. Постоим, послушаем, что венчается раб божий Фрол и раба божия… как там невесту-то звать? Кажется, Анфея. Что за имя-то такое? Даже и не слышал ни разу.
С одной стороны — окажем честь своим присутствием младшему товарищу и сослуживцу, с другой — лично убедимся, что Дон Жуан череповецкого разлива на самом деле женится. Если попытается сбежать из-под венца, поймаем и подержим. Шучу, разумеется.
Народа в церкви было предостаточно. Тут родственники и земляки юной жены, родственники самого Фрола — вон, хозяин ресторана со мной раскланялся, и те из сослуживцев Егорушкина, которые сумели выкроить время от службы.
И мы с Василием Яковлевичем стояли, умилялись. Фрол — настоящий красавец! Косая сажень в плечах, русоволосый. Невесты, правда, жених будет постарше, лет так… на пятнадцать, но это не беда. Не на двадцать же и не на сорок? Зато он в новеньком мундире, с медалью. Орел!
Невеста, на фоне нашего красавца проигрывала. Ну да, молоденькая — лет семнадцать-восемнадцать, не дурнушка, но далеко не красавица. Маленькая, черноволосая, с остреньким носом. А еще я уловил ее взгляд. Вроде бы, этакий… бархатный, но прищур хищный. И уже чувствовалось, кто станет хозяином в доме. Пожалуй, с такой женой, Егорушкин позабудет, каково оно, бегать по бабам. Эх, бабы-то опечалятся, зато мужья вздохнут с облегчением. А еще господин исправник.
Будет теперь наш Фрол ходить по одной половице, заглядывать в глаза любимой супруге и больше всего бояться — как бы не огорчить любимую! Мы, разумеется, из мужской солидарности его пожалеем, но сами тихонечко похихикаем в кулачок. Но надо сказать — с какой любовью поглядывает Фрол на свою суженую! Так что, если человек любит свою жену, ему глубоко плевать, что станут говорить за спиной.
Мы с исправником, как два свадебных генерала, стояли рядом с родней жениха и невесты, в первых рядах. Неподалеку был еще один начальник — пристав Ухтомский, да еще и при полном параде и без шинели. Впервые видел Антона Евлампиевича при всех его регалиях.
Я не ошибся, солдатский Георгиевский крест — знак отличия Военного ордена у пристава имелся, да не один, а два!
Стараясь делать вид, что целиком поглощен службой, украдкой косился на грудь Ухтомского, пытаясь идентифицировать медали. «Анненскую» опознал сразу по красному крестику и красной ленте. Еще две награды, висевшие рядышком — обе из серебра, на георгиевской ленте, изображавшие соединенные вензеля императора Николая I и императора Александра II, тоже определил — первая «За защиту Севастополя 1853–1855», вторая «В память Крымской войны 1853— 1856». Серебряными медалями на георгиевской ленте награждали только непосредственных участников войны. А что за медаль из светлой бронзы с вензелем покойного императора? Она на георгиевско-александровской ленте. И еще одна — эта вообще с двуглавым орлом и на ленте, со странными цветами — белым, оранжевым и черным?[1].