Господин следователь. Книга пятая
Шрифт:
Последнюю в ряду я вообще не опознал. Чей-то портрет. Ну, если портрет, так кого-то из императоров[2].
Понятно, отчего скромняга Ухтомский редко надевает боевые награды — с таким «иконостасом» мундир неудобно носить, да и звенеть медали станут при малейшем шевелении.
Тихонько, чтобы никто не слышал, шепнул Абрютину на ухо:
— Чувствую, барышня крепенько за Егорушкина возьмется. Можно теперь Фрола приставом ставить,.
— Ага, — так же шепотом отозвался исправник. Покосившись на Ухтомского, сказал: — Но не раньше, чем мой пристав в отставку выйдет.
Вот
Служба закончилась, все потянулись к выходу.
Мы с Абрютиным остановились на паперти, поджидая молодых. А те, как только вышли из святых врат, тотчас же повернулись к нам.
— Ваше высокоблагородие… ваше благородие, спасибо за честь, — пробормотал Егорушкин.
Понятное дело, что нечасто исправники, вместе с сынками товарищей министров являются поприсутствовать на венчании фельдфебеля. Не знаю, как это сопоставить с армейскими мерками. Ну, наверное, если бы командир дивизии явился поздравить ротного старшину. Теоретически возможно, а практически маловероятно.
— На свадьбу к нам, милости просим, — заулыбалась невеста.
Бойкая, однако, девушка! Фрол с неким удивлением посмотрел на новобрачную. Про венчание он говорил и мне, и Абрютину, но парню и в голову бы не пришло приглашать начальство на свадьбу. Да и мы с исправником на свадьбу фельдфебеля бы не пришли.
— Мы бы с удовольствием, но служба, — сообщил я.
Не станешь ведь говорить, что не по чину нам с надворным советником приходить на их свадьбу? И нам это не нужно, да и мы на свадьбе нафиг никому не нужны. Гости будут сидеть пришибленные, да и мы станем чувствовать себя не в своей тарелке. Но некие приличия нужно соблюсти. И авторитет мужа перед женой поддержать.
Василий Яковлевич, крепко пожал руку своему подчиненному.
— Фрол, — проникновенно сказал исправник, впервые назвав фельдфебеля по имени. Посмотрев на невесту, склонил голову: — И ты, Анфея…
Тут Абрютин замялся и посмотрел на меня. Пришлось выручать.
— Дорогие наши Фрол и Анфея, — начал я речь, прижав руку к сердцу. — Мы сердечно поздравляем вас с этим важным событием в вашей жизни, желаем жить долго и счастливо. Как говорят — совет вам да любовь.
Чуть было не сказал «Горько», но это станут говорить гости после первой рюмки. А я сейчас скажу другое, более важное для молодых. Или, по крайней мере, существенное.
— Мы, с господином исправником решили сделать вам подарок, — сказал я, кивая Абрютину, а тот полез в карман и вытащил серебряные часы на цепочке.
Егорушкин, как я слышал, давно «облизывался» на часы — и вещь, крайне нужная для службы, да и на мундире смотрятся солидно, но самые дешевые часы стоят семь рублей, а дешевые лучше не покупать. Тратить десятку не по жалованью фельдфебеля. Поэтому, мы с Абрютиным скинулись.
Исправник вручил обомлевшему от радости жениху часы, а я, тем временем, вытащил подарок невесте — красивую коробочку.
— Анфея, а это тебе, — церемонно сообщил я.
Зардевшаяся невеста,
— Ой, барин…— начала Анфея, но молодой супруг ее перебил:
— Не барин это, а сам господин судебный следователь Иван Александрович Чернавский!
— Ой, господин судебный следователь Иван Александрович Чернавский, не знаю, как вас и благодарить! Красота-то какая!
Невеста, похоже, решила немедленно поменять свои простенькие серебряные сережки на золотые, но Фрол ее остановил:
— Анфеюшка, давай до дома потерпим? Начнешь менять, ушко поцарапаешь. Там у меня зеркало есть.
Ишь ты, как он ее называет! А мог бы вообще феей звать.
Нет, не остановил Фрол свою Анфеюшку. Прежние сережки были немедленно вытащены и отданы мужу на сохранение, а в ушах у невесты (или уже жены?), заиграли камушки.
Народ заахал, кто-то завистливо, а кто-то и радостно, а Абрютин посмотрел на меня с кислым видом. Ну да, на покупку сережек мы с ним не договаривались, а наш исправник живет на жалованье.
Что вообще положено дарить молодым на свадьбу? Я бы попросту дал деньгами, но выяснил, что здесь так не принято.
И что подарить-то? Комплект белья? Так невеста со своим приданым должна быть. Слышал, родственники Анфею простили, уже привезли пару сундуков. Простынь и наволочек надолго должно хватить. Говорят, иной раз невестиного приданного до смерти хватает. Какой-нибудь чугунный утюг? В хозяйстве штука необходимая, но тащить полпуда? Горшки с кастрюлями? Ушат с коромыслом? Хрен его знает, что дарить, но тягать крупногабаритные подарки не стану. Нет уж, надо что-то попроще. А что можно подарить женщине, чтобы попало в цель? Только украшения. Дари что-то — не ошибешься. Но колечки можно дарить лишь женам и невестам, еще любовницам. А чужой жене кольца дарить нельзя. А вот сережки можно.
— Да, Фрол, чуть не забыл, — сказал Абрютин и снова полез в карман. — Ты как-то медаль свою обронил посмотри, не твоя ли? Но коли и не твоя, так похожа.
Не дожидаясь, пока Егорушкин примется разглядывать медаль, исправник прикрепил ее к груди Фрола.
Фрол и до этого был на седьмом небе от счастья, а теперь, похоже, подскочил до одиннадцатого.
Эту медаль Абрютин сам заказал, но не поскупился, сделали из серебра и с позолотой.
Кивнув молодоженам (кланяться-то тоже не полагается), мы пошли из храма. Абрютин собирался в управление, а я домой, на обед.
— Сколько я должен? — поинтересовался Василий Яковлевич.
— Нисколько, — покачал я головой. — Я эти сережки для Леночки покупал, ладно, что не подарил. Пришел — а у нее в ушах точно такие же.
— Так все равно — потратился, — хмыкнул Абрютин.
— Ты тоже потратился, — ответил я. — Медаль заказал, с меня ни копейки не взял. А сережки дешевые.
Соврал я Василю Яковлевичу. Сережки, хотя и сравнительно недорогие, но обошлись они мне в двадцать рублей. Плюс еще тридцать.