Госпожа Бовари. Воспитание чувств
Шрифт:
И они заговорили о векселях, платежных сроках. Чтобы устроиться поудобнее, они даже пересели к другому столу и стали там шептаться.
Фредерик разобрал слова:
— Вы мне подпишете?
— Да. Но вы-то, разумеется…
— Я наконец перепродал за триста! Выгодное дело, право!
Словом, было ясно, что Арну и Гражданин обделывают множество всяких дел.
Фредерик хотел напомнить ему о своих пятнадцати тысячах. Но давешнее появление Арну исключало возможность упреков, даже самых мягких. К тому же давала себя знать и усталость. Место было неподходящее. Он отложил до другого раза.
Арну, сидя в тени жасминного куста, курил и был очень весел. Окинув взглядом двери отдельных кабинетов, которые все выходили в сад, он сказал, что бывал здесь прежде весьма часто.
— И не один, наверно? — спросил Гражданин.
— Еще бы!
— Какой вы шалопай! Ведь женатый человек!
— Ну, а вы-то! — подхватил Арну и, снисходительно улыбнувшись, заметил: — Я даже убежден, что у этого бездельника где-нибудь имеется комнатка и он там принимает девочек!
В знак того, что это правда, Гражданин только повел бровью. Тут
«А свою жену он все-таки любит», — думал Фредерик, возвращаясь домой; и Арну казался ему человеком бесчестным. Он сердился на него за эту дуэль, как будто он ради него только что рисковал жизнью.
Дюссардье он был благодарен за его преданность; приказчик, которого Фредерик настойчиво приглашал к себе, в конце концов стал каждый день навещать его.
Фредерик давал ему книги: Тьера, Дюлора, Баранта, «Жирондистов» Ламартина. [148] Добрый малый внимательно слушал и принимал его мнения как мнения наставника.
148
Стр. 527. …книги: Тьера, Дюлора, Баранта, «Жирондистав» Ламартина. — Имеются в виду исторические труды Адольфа Тьера «История Консульства и Империи» (публикация началась в 1845 г.), Жака-Антуана Дюлора «Исторические очерки о главных событиях Французской революции» (1823); «История жирондистов» Альфреда де Ламартина, вышедшая в свет в 1847 г. и имевшая шумный успех; труды Амабля-Гильома Баранта, посвященные Французской революции: «История национального Конвента» (1851–1853) и «История Директории» (1855) — вышли уже после описываемого Флобером периода.
Однажды вечером он явился в полном смятении.
Утром того дня на бульваре на него наскочил какой-то человек, мчавшийся во весь дух, и, узнав в нем одного из друзей Сенекаля, сообщил:
— Его сейчас схватили, мне пришлось бежать!
Это была совершенная правда. Весь день Дюссардье наводил справки. Сенекаль, обвиняемый в политическом преступлении, сидел теперь в тюрьме.
Родом из Лиона, сын мастера и ученик одного из адептов Шалье, [149] Сенекаль, едва только приехал в Париж, сразу же вступил в члены Общества семейств; [150] образ жизни его был известен; полиция за ним следила. В мае 1839 года он оказался в числе сражавшихся [151] и с тех пор держался в тени, но все более и более возбуждался, фанатически поклоняясь Алибо, [152] не видя разницы между недовольством, которое внушало ему общество, и злобой, возбуждаемой в народе монархией; всякое утро он просыпался с надеждой на революцию, которая в две недели или в месяц изменит мир. Выведенный из терпения нерешительностью собратьев, взбешенный задержками, которые отдаляли его мечту, разочаровавшись в своей родине, он в качестве химика вступил в ряды заговорщиков, изготовлявших зажигательные бомбы, и был застигнут врасплох по пути на Монмартр, где собирался испытать действие пороха, который он нес с собой, — последнее средство к установлению республики.
149
Шалье Мари-Жозеф — глава лионских революционеров 1793 г.; якобинцы прозвали его «другом бедных». В связи с контрреволюционным восстанием жирондистов и роялистов был обвинен в измене Конвенту и гильотинирован.
150
«Общество семейств» — тайное общество, организованное республиканцами-социалистами (при участии Бланки, Барбеса и др.), получило с 1837 г. название «Общество времен года». Защищало интересы трудящихся, которые «всё производят», а потому «имеют на всё права». Члены общества считали, что установление республики должно сопровождаться «передачей имущества тех, которые владеют, но не работают, тем, кто работает, но ничем не владеет».
151
В мае 1839 года он оказался в числе сражавшихся… — Имеется в виду восстание 12 мая 1839 г. в Париже, организованное «Обществом времен года». Была захвачена городская Ратуша, провозглашено Временное правительство и Бланки избран главнокомандующим; но горсть заговорщиков, не опиравшихся на широкие массы, была вскоре рассеяна национальной гвардией и полицией.
152
Алибо Луи (1810–1836) — 25 июня 1836 г. стрелял из ружья в Луи-Филиппа, желая отомстить за кровавую расправу над повстанцами 1832 г. Был казнен по приговору палаты пэров.
Дюссардье она была не менее дорога, чем Сенекалю, ибо в его представлении она означала свободу и всеобщее счастье. Однажды, — ему тогда было пятнадцать лет, — он на улице Транснонен [153] возле бакалейной лавочки увидел солдат со штыками, красными от крови; к прикладам их ружей прилипли волосы; с тех пор правительство возмущало его как воплощение несправедливости. В его глазах жандармы и убийцы мало
153
…на улице Транснонен… — 13 апреля 1834 г. при известии о рабочем восстании в Лионе республиканцы организовали восстание в Париже, быстро подавленное генералом Бюжо; на улице Транснонен были зверски истреблены все жители одного из домов, включая женщин и детей.
— Пэры вынесут ему, конечно, обвинительный приговор. А потом его увезут в арестантской карете, как каторжника, и запрут в тюрьме на Мон-Сен-Мишель, где правительство морит их всех! Остен сошел с ума! Штейбен покончил с собой! Когда Барбеса переводили в каземат, его тащили за ноги, за волосы! Его топтали ногами, и голова у него подскакивала на каждой ступеньке. Какой ужас! Подлецы!
Он задыхался, рыдал от гнева и метался по комнате в страшной тоске.
— Надо все-таки что-нибудь сделать! Послушайте, я просто не знаю, как быть! А что, если бы мы попробовали освободить его, а? Когда его поведут в Люксембург, можно напасть в коридоре на конвойных! Десяток смельчаков — те всюду пройдут!
Глаза его так горели, что Фредерик вздрогнул.
Сенекаль показался ему теперь значительнее, чем он думал. Он вспомнил, сколько тот перестрадал, какую суровую жизнь он вел; не разделяя энтузиазма Дюссардье, он все же почувствовал восхищение, какое вызывает всякий человек, приносящий себя в жертву идее. Он говорил себе, что если бы он помог Сенекалю, тот не дошел бы до тюрьмы; и приятели усердно пытались изобрести какой-нибудь способ, чтобы спасти его.
Связаться с ним оказалось невозможно.
Фредерик справлялся в газетах о судьбе заключенного и в течение трех недель посещал читальни.
Как-то раз ему под руку попалось несколько номеров «Весельчака». Передовая неизменно бывала посвящена сокрушению какой-нибудь известной личности. Затем следовали светская хроника, сплетни. Далее шли насмешки над Одеоном, над Карпентра, [154] над рыбоводством и над приговоренными к смерти, если таковые были. Исчезновение океанского парохода послужило на целый год темой для шуток. Третий столбец занимали художественные корреспонденции, где в форме анекдотов или советов давались рекламы портных, помещались отчеты о балах, объявления о распродажах, разбор книг и одинаковым стилем писалось о томике стихов и о какой-нибудь паре сапог. Единственным серьезным отделом был обзор маленьких театров, представлявший ожесточенные нападки на двух-трех директоров; а для рассуждения об интересах искусства критику давали повод какие-нибудь декорации в Театре канатных плясунов [155] или актриса на роли любовниц в театре Отдохновение. [156]
154
Стр. 528. Карпентра — городок во Франции близ Авиньона, возникший на месте старого галло-римского города, богатого памятниками искусств. Слово «Карпентра» стало синонимом художественной безвкусицы и в качестве такового использовано было в сатирическом журнале «Шаривари».
155
Стр. 529. Театр канатных плясунов («Фюнамбюль») — маленький парижский театр, где ставились пантомимы, арлекинады и водевили. Зрителей привлекали феерические постановки этого театра, игра знаменитого мима Дебюро, а в 30-е годы актера Фредерика Леметра.
156
Театр Отдохновение — в 40-х годах XIX в. находился на бульваре Тампль; в нем ставились главным образом феерии и обозрения.
Фредерик уже хотел отложить все это, как вдруг его взгляд упал на статью, озаглавленную: «Курочка и три петуха». Это была история его дуэли, изложенная слогом резвым и развязным. Он без труда узнал самого себя, так как по его адресу много раз повторялась шутка: «Юноша, прошедший в Санском коллеже курс наук, но ничему не научившийся». Он даже был изображен жалким провинциалом, низкородным простаком, старающимся водить знакомство со знатью. Что касается виконта, то роль благородного героя играл он — и во время ужина, куда он явился незваный, и в истории с пари, ибо он увозил с собой даму, и, наконец, на дуэли, во время которой он вел себя, как подобает дворянину. Храбрость Фредерика, правда, не отрицалась, но автор статьи давал понять, что посредник, то есть сам «покровитель», явился как раз вовремя. Все это заканчивалось фразой, таившей, быть может, коварнейшие намерения: «Откуда столь нежные взаимоотношения? Вот вопрос! И, как говорит дон Базильо, кого, черт возьми, здесь обманывают?»
Это, без всякого сомнения, была месть Юссонэ Фредерику за отказ в пяти тысячах франков.
Что было делать? Если он потребует объяснений от Юссонэ, тот будет уверять его в своей непричастности, и он ничего не добьется. Лучше молча проглотить пилюлю. Никто, в конце концов, не читает этого «Весельчака».
Выйдя из читальни, он увидел, что перед лавкой торговца картинами толпится народ. Взоры привлекал женский портрет, под которым была подпись, сделанная черными буквами: «Мадемуазель Роза-Анетта Брон. Собственность г-на Фредерика Моро из Ножана».