Госпожа Гидра

Astrum

– Бааааакиии… - растянув в гортанном крике его имя, она безо всякой подготовки прогнулась дугой.

Не убирая рук с ее бедер, Баки потянул ее вверх, дурея от ощущений, а ее вынуждая разочарованно стонать от того, что он едва не выскользнул из нее, прежде чем снова опустить до упора.

Слишком реалистичный, слишком чувственный, слишком прекрасный сон, чтобы претендовать на реальность. Баки хотел бы сделать все, но не мог ничего, чтобы его продлить, поэтому он все равно проснулся, один в чересчур светлом, смутно знакомом помещении со сложной геометрической конструкцией потолочных балок и полным отсутствием на них паутины.

Кое-как

отдышавшись, на чистом автопилоте Баки протянул левую руку, чтобы пошарить ею по полу, но вместо этого бионика, скользнув на миг в невесомость, громко ударилась о прикроватную тумбочку, едва не сбив совсем неожиданный предмет – стилизованные часы-будильник, витиеватые стрелки которых показывали без пяти три по полудню.

Что ж… выходит, свой сон он действительно продлил. Так продлил, что запутался в годах, что, впрочем, абсолютно для него не ново. Медленно, но верно проникаясь осознанием происходящего и выбираясь из пограничного состояния между спячкой (никак иначе назвать это у него язык не поворачивался) и явью, Барнс потянулся на постели. Мышцы, вопреки ожиданию, отозвались не болью, а сладкой истомой. Да… иногда его мозг вот так с ним шутил. Вернее, шутил он постоянно, от ночи к ночи менялись только жанры: расчлененка, боевик, порно…

Баки предпочитал по возможности с одинаковой легкостью отпускать любые сны, как приятные, так и кошмары.

Вот и сегодня, медленно перекатив голову по подушке, он сосредоточил взгляд на тумбочке, на которой в кое-то веки не ширился ряд пузырьков с цветными этикетками, не валялись окровавленные тряпки, вообще не водилось ничего лишнего, кроме будильника и забавного вида пузатой кружки с лаконичной надписью «Milk» и характерным молочным следом по форме губ на краю.

Баки улыбнулся, не уставая наслаждаться свободой движений, вальяжно раскинул в стороны руки и даже не стал проверять, лежал ли под подушкой верный «Скорпион».

Снизу, из кухни, доносился монотонный речитатив. Прежде, чем зацепиться вниманием, точнее, обонятельными рецепторами, за информацию, в последнее время намного более важную, чем новостные криминальные сводки, Баки подметил краем сознания, что диктор бубнил по-русски. Ему вторило шкворчение на плите и звуки прочей активности, на которые Баки шел, бесшумно ступая босыми ногами по нагретому солнцем полу.

Шкворчел, затевая перспективные переговоры с его желудком, пухлый, нетерпеливо лезущий из сковороды омлет. Закипал, дымясь над джезвой, кофе. Смотря на все это, Баки привычно чуть потряс головой, убеждаясь в реальности происходящего, а затем дал себе мысленный зарок проснуться завтра с петухами и не минутой позже, потому что, черт возьми, завтраки в постель – это его обязанность.

– Начало четвертого. Ваш новый рекорд, сержант, - промурлыкала она, когда Баки подошел и собственническим движением обнял ее со спины. И увлек в поцелуй, стоило ей лишь слегка обернуться.

Ее шрамы исчезли, а волосы отрасли слегка длиннее каре. Они жили… их на законных основаниях поселили в доме с такими удобствами, неудобно пампезными, о которых Баки раньше знать не знал. Не где-то в великом, продуваемом всеми ветрами нигде, а по юридически официально существующему в штате Гавайи адресу, куда охотно доставляли почту, привозили пиццу, куда выстраивалась очередь из курьеров-зевак, жаждущих хоть одним глазком посмотреть изнутри на обитель миллиардера. В которой, однако, обитал ни разу не миллиардер.

Днем

позже Барнс все же умудрился проснуться… почти с петухами. Электронный календарь на микроволновке поприветствовал его ровной строчкой неоново-зеленых цифр: 04.07.17 6:21:12 A.M.

В графе «События» на плоскости голограммы значилось «День Независимости США».

Баки исправно стригся и каждый день старательно сбривал отрастающую с невероятной скоростью щетину. Местный климат чаще всего не считался с его давней привычкой носить одновременно несколько слоев одежды, поэтому, как и предсказывал Фьюри, проблем с маскировкой не возникало. Достаточно было влезть в шкуру самого себя 40-ых годов прошлого века. Не слишком комфортно Баки в ней себя чувствовал, но зато пальцем в людных местах на него никто не показывал.

Почти.

– Смотри-смотри-смотри, Джек! Да нет же, вон туда! Смотри! Он очки снял… – Баки невольно напрягся и вернул аксессуар на лицо, но в целом сделал вид, будто ничего не слышал и вовсе ему все равно. – Кто? Ну ты даешь! Ты вообще хоть раз был в музее Капитана? Это же Джеймс Бьюкенен Барнс, тупица! Один из Ревущей Команды, друг и боевой товарищ Капитана Америка!

Баки беззвучно выругался, сквозь зеркальные двери терминала наблюдая за двумя школьниками, непонятно что забывшими в зале ожидания аэропорта именно здесь и именно сегодня, прикипевшими к месту и старательно прожигающих дыру у него в спине. Баки поощрял любознательность, сам когда-то таким был, но всему же должен быть предел…

– Сам ты тупица! – обижено рявкнул Джек.
– Я сто раз в музее был. Там говорили, что Джеймс Барнс – единственный из команды Капитана, кто отдал жизнь на службе своей Родине. Он умер в 44-ом. А если даже нет, то он сейчас должен быть дряхлым дедулей…

– Капитана тоже все считали мертвым, но он оказался вполне себе живым. И ни капли он… - мальчуган вдруг подавился окончанием фразы и прикипел взглядом к чему-то левее плеча друга. Баки проследил его взгляд через отражение и… шепотом договорил за лишенного дара речи парнишку его мысль.

– …не похож на дедулю.

В их направлении, вернее, в направлении Баки, в то время как детвора грозила стать невольными свидетелями, надвинув на глаза бейсболку, шел никто иной, как Стивен Роджерс. В спортивном костюме, кроссовках, со средних размеров спортивной сумкой в руке. Преуспевающий спортсмен на заре карьеры – да, но черта с два столетний дедушка.

Самым краем глаза Баки увидел, как у мальчишек в отражении синхронно раскрылись рты.

– Бак…

– Стив…

Никто из них не произнес сентиментальное: «Я скучал!», оба предпочли ограничиться брутальным: «Я рад тебя видеть», что в переводе на довоеннобруклинский служило равнозначным синонимом к целому списку фраз, вроде: «Без тебя было плохо», «Скучал», «Виноват», «Прости» и так далее.

Они не виделись и не поддерживали связь несколько месяцев. Учитывая обстоятельства, предшествующие расставанию, Баки терзался оправданными сомнениями: а состоится ли их встреча в принципе? Но вот они стоят друг напротив друга в аэропорту солнечного Гонолулу, а Баки отвлекается на каких-то не в меру любознательных детишек… Вздор и только!

Стоило Барнсу об этом подумать, Роджерс сгреб его в охапку медвежьих объятий, как если бы не было ни того моста, ни геликарриера, ни Бухареста, ни Сибири, ни даже Ваканды и зала суда, и это первая с 44-го встреча закадычных друзей.