Госпожа
Шрифт:
Желудок Грейс ухнул вниз. Она бы все отдала, чтобы рассказать ему любые новости.
– Мне никто ничего не сказал.
Отец Стернс кивнул и откинул голову назад на кровать и закрыл глаза.
– Мне очень жаль, - прошептала Грейс.
– Я и Закари, мы переживаем за нее.
– Очень мило с вашей стороны, миссис Истон.
Она улыбнулась.
– Пожалуйста, называйте меня Грейс. Нора много рассказывала о вас.
– Неудивительно, почему вы так нервничаете.
Грейс нервно усмехнулась, доказывая его правоту.
– Клянусь, она рассказывала
Он снова открыл глаза и долго смотрел на нее, словно что-то искал в ее лице. Но что, она не могла понять. И она была не против того, что он ее разглядывал. Взгляд ощущался интимным, но не неуместным.
– Я отказываюсь в это верить, - наконец сказал он.
– Я слишком хорошо знаю Элеонор.
– Ну, может, не все хорошее. Но ничего плохого. Определенно захватывающее. Она считает, что вы из тех, кто заковывает в наручники, а не оказывается в них. Если хотите, я могу их снять.
– Хочу. Но как я сказал, не советую.
– Почему?
– она немного ближе пододвинулась к нему, чувствуя себя чуть более комфортно, чем в начале их разговора.
– Я пацифист. Не верю в оправданное насилие без обоюдного согласия. И я попытаюсь вспомнить, что я пацифист, чтобы не убить Кингсли за этот поступок сразу же на месте.
Грейс снова рассмеялась, менее взволнованно на этот раз.
– Не думаю, что убийство поможет в этой ситуации.
– Но и не навредит.
Слова были сказаны в шутку, но Грейс не услышала веселья в его голосе.
– Я, пожалуй, пойду.
– Грейс начала вставать.
– Не хотела быть такой любопытной, но я увидела вас на полу и...
– Нет. Не уходите. Пожалуйста.
Его голос был таким робким, что Грейс не устояла и снова опустилась на колени.
– Конечно.
– Останьтесь и поговорите со мной. Отвлеките от всех мыслей в моей голове.
Она услышала нотку отчаяния в его голосе.
– Я останусь. Буду столько, сколько вы пожелаете.
– Грейс пододвинулась немного ближе к нему.
– Хотите поговорить о мыслях в вашей голове?
– спросила она, словно говорила с одним из детей в своем классе.
– Если они наполовину такие же ужасные, как и мои, разговор поможет избавиться от них.
Сначала он молчал, только открыл глаза и смотрел на то, что только он мог увидеть.
– Мы все в ужасе, - прошептала Грейс.
– Я никогда не была так напугана. Такое не происходит с людьми, которых ты знаешь. Такое случается в фильмах или в других странах, и эти истории превращаются в фильмы, и все это сумасшествие. Я едва не умерла, когда в девятнадцать у меня случился выкидыш, но, признаюсь честно, я никогда не была так напугана.
– Мне было одиннадцать, когда я впервые посмотрел смерти в лицо. В двадцать я провел несколько месяцев в лепрозории. Мне пришлось впиться пальцами в изрезанное запястье мальчика-подростка, чтобы попытаться остановить кровь и спасти его от смерти на полу моей церкви. До сегодняшнего дня я думал, что знал все об ужасе. Я ошибался.
– Я постоянно говорю себе быть сильной, что Нора была бы сильной для меня, и я должна быть такой же для нее.
– Смелые слова, но все, чего сейчас хотела Грейс, – разразиться слезами.
– Не отчаиваться? Обычно я так говорю.
– Думаю, даже священнику иногда нужны успокаивающие слова.
– Постоянно, Грейс.
Он замолчал, и она боялась, что мысли в его голове были такими же, как она и представляла.
– Мне не стоит знать, что происходит в вашей голове, верно?
– Жуткие мысли. Месть. Жестокость. Что я хочу сделать с тем, кто причиняет боль моей Малышке.
– Вы называете ее Малышкой?
– Всегда. Она была подростком, когда мы встретились. Очень невоспитанным подростком. Она требовала у меня ответа, почему я такой высокий. Она намекала на то, что я вырос таким, чтобы привлекать внимание.
– Только Нора может хамить и быть кокетливой одновременно.
– Я объяснил ей, что был таким высоким для того, чтобы лучше слышать голос Бога. И так как я был выше и мог слышать Его лучше, она всегда должна слушаться меня. Это она не очень хорошо усвоила. На следующий день она парировала в ответ стихом из 114 Псалома. «Хранит младенцев Господь». Ее библейское доказательство, что Бог предпочитает низких людей. После этого я начал называть ее Малышкой. Это помогло нам обоим помнить, что в первую очередь она принадлежит Богу.
– А вы на втором месте?
– Почти на втором, - ответил он, дьявольски быстро улыбнувшись ей.
– Это хорошие мысли. Продолжайте говорить хорошее. Может, нам удастся вытащить вас из склонности к убийству и из наручников.
– Прямо сейчас у меня нет хороших мыслей.
Он замолчал и закрыл глаза. Грейс знала, что, что бы не происходило в его разуме, она не хотела ничего из этого знать.
– Вы не должны быть здесь, - сказал он, его глаза все еще были закрыты.
– Здесь не безопасно. Вы должны быть с мужем.
– Закари на конференции, в Австралии. И я никуда не уйду, пока не вернется Нора. Мне все равно, если мой муж разведется со мной, Кингсли арестует меня, и меня уволят из школы за прогулы, я все равно остаюсь.
– Прогулы в школе?
– Я учительница. Учеба начинается на следующей неделе. Но она начнется со мной или без меня.
– Что вы преподаете?
– Английскую литературу в одиннадцатом классе. Преподавать Шекспира семнадцатилетним - это не рыб дрессировать.
Он улыбнулся и затем открыл глаза.
– Я когда-то был учителем, - сказал он.
– Учил испанскому и французскому десяти и одиннадцатилетних мальчиков.
– Похоже на ад.
– Именно. Хотя мне нравилось.
– Это по-своему вознаграждается. Если удается достучаться до одного ученика за год, увидеть эту искру понимания, увидеть этот намек на взрослого, какими они могут стать, и ты понимаешь, что именно ты как-то помог ему или ей пройти этот пусть... это стоит всей работы, всех жертв.
– Так было с Элеонор, когда она была девочкой. В тот момент, когда я увидел ее в пятнадцать лет, я точно увидел, кем она станет.