Госпожа
Шрифт:
– Это как?
Отец Стернс повернул голову к ней и наручники расстегнулись. В этот момент их лица были так близко друг к другу, если бы она наклонилась на дюйм вперед, они бы поцеловались.
– Я трахаю их.
Грейс села на пятки, и ключ выпал у нее из рук.
Отец Стернс завел руки вперед и снял наручники. Он массировал запястья, и Грейс заметила фиолетовые синяки, выглядывающие из-под черных манжетов его сутаны. Даже под действием наркотиков он был готов драться.
– Спасибо, Грейс.
– Отец Стернс поднялся на ноги. – Мне больше не хочется убить Кингсли. Не больше,
– Пожалуйста, святой Отец.
– Голос Грейс дрогнул, но Отец Стернс был достаточно вежлив, чтобы не придавать этому значения. Возможно, он наигрался с ее разумом на сегодня. Жаль. Хотя она уже скучала по этому. По крайней мере, это на несколько минут отвлекло ее от поглощающего ужаса.
Он протянул ей руку, она приняла ее с большим удовольствием, чем ей хотелось бы признать.
– Вы можете называть меня Сорен. Я бы этого хотел.
– Конечно... Сорен. Вас так Нора всегда называет. Говорит, что не может назвать вас «Отец Стернс», не захохотав, - ответила она, вставая на ноги. Она поправила свою одежду, которая помялась от сидения на полу. – Сорен - это датское имя, верно? Что оно обозначает?
– Значит «суровый». Хорошее имя для меня, напоминаю я себе.
– Позвольте не согласиться. Не думаю, что вы такой строгий, каким позволяете другим думать о себе.
– Осторожнее, Грейс... за стеной опасно.
Тон его голоса дразнил, но она услышала настоящее предупреждение, предупреждение, к которому она решила прислушаться.
– И что теперь?
– спросила она, решив, что будет лучше сменить тему.
– Что мы должны делать?
– Единственное, что мы можем - это ждать. Неделю она играла с нами в игры. Отправляла фотографии, вламывалась в дома, моей сестры, Элеонор... Она украла файл из офиса Кингсли. Эта женщина хочет вести игры разума с нами. Элеонор останется жива до тех пор, пока Мари-Лаура наслаждается игрой.
– С ней все будет хорошо. С Норой, - сказала Грейс, больше для себя, чем для него.
– Если и есть на свете женщина, которая может пройти через это, так это Нора. Не так ли?
– Она сильная, умная и хитрая. Она хорошо обучена. Если придется защищать себя, она сможет. Она знает, как причинять боль людям, и делает это мастерски. Будучи подростком, она попала в несколько драк, но взрослой она не причиняла никому вреда без их согласия. Теперь ей придется.
– Он замолчал, и Грейс наблюдала, как его большие ладони сжались в кулаки, затем его пальцы снова расслабились.
– Я бы отдал все, что угодно, чтобы спасти ее от этого.
Она взяла его руку в свою и на мгновение сжала ее.
– Я знаю. Я бы все отдала на свете, чтобы услышать новости... хоть что-нибудь. Чего Мари-Лаура ждет?
– Не знаю. Но определенно она знает, что тишина и ожидание - худшие из пыток.
– Но и им приходит конец. Уже сутки прошли. Что-то должно было...
Звук тяжелых шагов в коридоре прервал предложение Сорена. Она услышала, как открываются и захлопываются двери. Они с Сореном вышли в коридор. Мужчина, проводивший ее к кабинету Кингсли, Гриффин, вздохнул от облегчения, увидев его.
– Сорен, - сказал мужчина, едва не задыхаясь от паники.
– Тебя спрашивает девушка.
–
– Она внизу в холле.
Он посмотрел на Грейс, и она поняла, что произошло. Наконец-то. Мари-Лаура начала игру.
– Она назвала свое имя?
– спросил Сорен, пока они шли по коридору, Грейс следовала за ним.
– Нет. Но ей на вид восемнадцать, она блондинка, у нее странный акцент, и она чертовски роскошная. У тебя есть дочь, о которой ты никому не говорили?
– Нет, - ответил Сорен, его походка ускорилась.
– Но у меня есть племянница.
Глава 10
Пешка
Лайла притянула колени к груди, сидя на диване, и дрожала. Почему здесь так холодно? Было ли холодно? Где-то у нее над головой один мужчина говорил с другим. Хотя она говорила на английском почти так же хорошо, как и на родном датском, она не понимала ни слова. Она слышала статичный белый шум, и, не отрывая взгляда, смотрела на дверь.
– Как тебя зовут?
– спросил мягкий мужской голос на английском.
– Ты можешь назвать свое имя?
Наконец, слова пробились сквозь оцепенение.
– Лайла, - прошептала она.
– Лайла. Красивое имя. Я Уес.
– Привет, Уес.
Она моргнула и посмотрела на него. Ее глаза, наконец, сфокусировались, и она увидела человека, который внес ее в дом. До этого он всего лишь был силуэтом высокого мужчины. Теперь она увидела его. У него были светлые взлохмаченные волосы и теплые карие глаза, его с легкостью можно было назвать самым красивым мужчиной, которого она когда-либо видела. Мужчиной? Может, нет. Он выглядел ненамного старше ее. Девятнадцать? Может, двадцать.
– Ты ранена?
Она покачала головой.
– Не думаю.
– У тебя кровь на лице. Похоже, будто ты поцарапалась о бетон. Мы промоем рану, если ты не против.
– Хорошо.
Он говорил с такой спокойной уверенностью, что Лайла сразу же доверилась ему, даже если он говорил лишь о ерундовом порезе на ее лице.
Он взял ее за руку, и она прижалась к ней, желая получить успокоение от незнакомца. Хотя он не казался ей незнакомцем. Он не спрашивал у нее, что с ней произошло, как она сюда попала. Каким-то образом он все знал. Он был причастен к этому. Они были частью этого.
– Лайла?
Знакомый голос прорезался сквозь туман, и она немедля встала, бросаясь в объятия дяди. Тот единственный момент умиротворения, который она испытала, посмотрев в глаза Уеса, растворился, когда она разрыдалась. Она всхлипывала на его плече, пока он усаживался с ней на диван. Между ее рыданиями она рассказала ему историю. Она хотела устроить ему сюрприз своим приездом. Она пошла в дом священника. Думала, никого нет дома. Она услышала шаги... что-то накрыло ее голову. Она боролась, сопротивлялась, но никакая сила не высвободила ее. Они затащили ее в багажник какой-то машины. Казалось, в машине она провела несколько дней, но, вероятно, всего лишь пару часов. Когда машина остановилась, кто-то вытащил ее, и, когда они стянули повязку с глаз, она увидела...