Гость из будущего. Том 2
Шрифт:
— Может по кофейку? — улыбнулся я.
— Какой кофе?! Где кинопробы?! Где сценарий?! Что это за х…ня?! — Илья Киселёв швырнул на стол старый вариант моего сценария, где было множество ошибок, опечаток, среди которых милиция иногда вдруг становилась полицией, а ещё там не хватало некоторых диалогов.
Я лично этот замызганный экземпляр выбросил в корзину. Каким образом эти бумаги попали в руки нашего нервного директора, оставалось только гадать. Кому же я дорогу перешёл? Кому наступил на больную мозоль? У кого отобрал последний кусок хлеба?
— Нет, в целом, конечно, неплохо, только нет последнего эпизода, не ясно кто преступник, — немного успокоившись, сказал директор. — Что мы покажем в конце июля? Я из-за тебя лишаться партбилета не хочу. Ну, что ты всё улыбаешься, как Дунька Распердяева?! — товарищ Киселёв опять грохнул кулаком по столу.
— А давайте перенесём показ чернового материала на 8 августа, — предложил я. — С 1-го по 7-е у нас ведь ленинградский Всесоюзный кинофестиваль. Позвоните в Смольный, скажите, что в последних числах июля все заняты на подготовке к фестивалю.
— И что это изменит?
— Много чего. Во-первых, в моём детективе всего 25 3-минутных эпизодов, — я зажал большой палец. — Во-вторых, если работать в режиме: утром и днём съёмка, вечером обработка исходных киноплёнок, на следующий день монтажёр сам из исходников вырезает хорошие планы, а вечером уже со мной склеивает черновой эпизод, то мы получим к 5-ому августа готовый черновой монтаж всего фильма. Начнём снимать 10-го июля, 3-го или 4-го августа закончим.
— Хочешь сделать кино за 30 дней? — опешил Илья Николаевич.
— Черновой вариант — да, чистовой с нормальным звуком к сентябрю, — улыбнулся я. — Есть только одно большое «НО», лишь бы актёры меня не подвели. Не люблю, когда на площадке пьяный артист изо всех сил делает вид, что трезв. А что касается погоды, то это меня не пугает. Небольшой моросящий дождь для детектива даже лучше.
— А если твой актёр где-то ещё параллельно снимается и не сможет приехать в нужный день?
— Значит не судьба, его слова отдадим исполнителю из массовки, и чуть-чуть перестроим сцену. Кто не успел, то опоздал, — я встал из-за стола. — Извините, Илья Николаевич, мне работать надо.
— Где кинопробы? — устало, произнёс он.
— Сейчас после обсуждения главных героев и героев второго плана мы все идём в костюмерный цех, сделаем там шикарные фотопробы, а остальное будет потом когда-нибудь.
— Стой! — рявкнул Илья Николаевич, притормозив меня в дверях. — Кто украл картину?
— Американский шпион, которого тайно забросили в Ленинград враги, чтобы он съел всю советскую колбасу и испортил всю советскую туалетную бумагу. Как вам такой поворот? — усмехнулся я.
— Балабол, — отмахнулся директор киностудии.
Глава 8
В кинопавильоне №2, куда я заглянул после содержательного разговора с директором всего этого беспокойного киношного хозяйства, дела на самом деле двигались к финалу. Оставалось только покрыть стены из
— Это кабинет, гражданина начальника, — сказал он, когда мы вошли в комнату, похожую на квадрат.
— Нормально, — кивнул я. — Здесь поставим шкаф, где разместим кубки, медали и грамоты. Тут стол, на этой стене повесим портрет.
— Никиты Сергеевича? — заинтересовался бригадир.
— Нет, Феликса Эдмундовича, — буркнул я, при этом подумав, что портреты Никиты Хрущёва очень скоро будут снимать абсолютно везде, и что характерно не в кино.
— Четвёртая стена крепится и сверху, и снизу большими болтами, но дверьми лучше не хлопать, конструкция может не устоять, — проинструктировал меня деловой дядька.
— Точно. Разболтаются болты, и пойдёт жизнь от балды, — пробубнил я себе под нос. — Пошли смотреть кабинет криминалистов. Здесь всё ясно, как божий день.
Мы тут же переместились в другое помещение, которое в данный момент ничем не отличалось от своего собрата. Поэтому я, немного покрутившись на месте, пробормотал:
— По центру установим лабораторный стол с полками. И расставим на нём разные колбы, пробирки и баночки с реактивами. Тут встанет шкаф с вытяжкой, тут центрифуга, на эту стену повесим портрет.
— Товарища Хрущева?
— Можно и Хрущева, но лучше Менделеева. Химия — это наше всё. Пошли дальше, — махнул я рукой.
«Коридор какой-то невыразительный, неживой, — подумал я, пока мы топали в кабинет оперативников, — придётся задействовать реальные коридоры „Ленфильма“. Да и здесь все стены нужно будет украсить наглядной агитацией. Например, плакатами: „Ты — написал чистосердечное признание?“ или „Болтун — находка для эстрады“ и „Сегодня пьян и завтра пьян, а в результате по посадкам сорван план“. И ещё что-нибудь о правилах дорожного движения. Что-нибудь такое: „Соблюдай дистанцию, а то поцелуемся“. Хотя у нас цензура без чувства юмора, лучше повесить графики раскрываемости преступлений: и бессмысленно, и полезно».
— Ой, ёёё? — крякнул я, когда мы вошли в кабинет оперов, так как в лицевую стену товарищи строители вместо стандартного большого окна впендюрили окно с балконной дверью. — Это кто же до такого додумался? Вы бы ещё сюда панорамное окно с видом на Нью-Йорк пришпандорили. Капитан Ларин откидывает полог, а там сияет огнями неоновой рекламы Бродвей.
— А я может быть, в милиции за всю жизнь никогда не был, — обиделся бригадир. — Что теперь, переделывать?
— Зачем переделывать? — прошипел я, стараясь изо всех сил в голос не заржать. — Тащи топор, я сейчас сам эту стену на щепки разнесу. Кто у меня сегодня хотел ящик коньяка за перевыполнение пятилетнего плана?!