Гость из будущего. Том 3
Шрифт:
— Тогда нарисуй ещё одно соглашение, — упёрся композитор Островский, после того как я и Хиль поставили свои подписи. — По новой бумаге мой друг Костя Ваншенкин становится соавтором текста твоей песни «Как провожают пароходы». Справедливое требование?
«Требование более чем справедливое, тем более товарищ Ваншенкин и есть настоящий автор песни, — подумал я и, сощурив глаза, чтобы рассмотреть качающийся на горизонте балтийский берег, стал в прямом смысле слова тянуть время. — Но если я сейчас дам слабину, то признаю, что являюсь элементарным вором и плагиатором, потому что непременно
— Так дело не пойдёт, — теперь упёрся я. — Когда ваш друг Константин только сочинял свой стих, Эдуард эту песню уже пел на гастролях.
— Да, я её уже пел, — с грустью в голосе буркнул Хиль.
— Значит, не договорились, — пробормотал Островский.
— Значит, эту мелодию, которая сейчас крутится в моей голове, доведёт до ума другой композитор, — сказал я, сунув листок с договором во внутренний карман пиджака. — Значит, кое-кто другой прославится на весь мир.
— Да, у нас в Ленинграде композиторов пруд пруди, — поддакнул Эдуард Хиль, незаметно для Аркадия Островского подмигнув мне. — А мировая известность и слава на дороге не валяются, ха-ха.
— Либо валяются, но не пойми где и очень, и очень недолго, — добавил я.
Островский несколько раз тяжело вздохнул, потом тоже посмотрел вдаль, где уже виднелись сосны на морском берегу, и наконец, выпалил:
— Хрен с вами! Давай мычи, чего ты там сочинил?
— Тогда поставьте свою фамильную закорючку вот сюда, — я прижал листок с договором к металлическому корпусу теплохода, а карандаш передал товарищу композитору. — Тема композиции звучит примерно так: «Я очень рад, ведь я, наконец, возвращаюсь домой».
— Любопытно, — крякнул Аркадий Островский, поставив подпись.
Но как только я набрал в легкие воздуха, как на палубу выбежала моя любимая актриса Нонна Новосядлова. В свете корабельного освещения на фоне оранжевого зарева заката Нонна была необычайно хороша. Её огромные глаза горели негодованием, а русые до плеч волосы трепал легкий морской ветерок.
— Между прочим, пока ты тут прохлаждаешься, ко мне несколько раз подкатывали какие-то неприятные мужики, — обиженно протянула она.
— Да, нас тут мужиков полно, а такие красавицы, как Нонночка, все на пересчёт, — хохотнул Эдуард Хиль.
— Спокойно, дорогая, я завтра им всем пересчитаю рёбра, чтоб не распускали грабли, — буркнул я и накинул на плечи девушки свой пиджак, так как к десяти часам вечера стало по-осеннему прохладно.
— И заслуженным деятелям искусств? — хихикнула Нонна.
— Этих вызову на поэтическую дуэль, — ответил я и запел, стараясь подражать доброму мистеру Трололо:
Ааааа Я-я-яааа
Я-я-яааа Яаа, я-я
О-о-о-ооооо О-я-яааа
Я-я-яааа Яаа, я-я.
Е-е-е-е-е, е-е-е, е-е-е, о-хо-хо-хо-хо
Е-е-е-е-е, е-е-е, е-е-е, о-хо-хо-хо-хооооо
Ааа, о-о-ооо, ооо-ла-ла
— Ху, — выдохнул я. — Вот примерно такая мелодия. Чуть лёгкие не порвал.
— Замечательный мотив, — промурлыкала моя любимая актриса и прижалась ко мне всем телом, прячась от неприятного пронизывающего морского ветерка.
—
— Да, в этом что-то есть. А кто напишет текст песни? — спросили Эдуард Хиль, покосившись в мою сторону.
— В том-то весь и фокус, что здесь текст не нужен! — возбуждённо вскрикнул товарищ композитор. — Это, Эдик, будет вокализ, композиция, которая понятна на любом языке и в любой точке мира! Гениально!
— Верно, вокализ, — кивнул я, чмокнув Нонну в милую щечку.
— А я признаться не ожидал от тебя, Феллини, такой творческой прыти, — пролепетал композитор Островский, внимательно всматриваясь в мои «честные» глаза в поисках кого-то подвоха. И этот подвох, конечно, имел место быть. Однако его корни были настолько фантастичны, что расскажи я всем всю правду, то меня бы просто сочли за сумасшедшего.
— Потому что внешность бывает обманчива, это раз. — Я резко перевёл тему разговора. — Не сотвори себе кумира, это два. И ваши ожидания — это ваши проблемы, три.
— И пойдёмте уже в тепло - это четыре, — закончила мой спич актриса Нонна Новосядлова, потянув меня в ресторан теплохода «Надежда Крупская».
А примерно в половине двенадцатого ночи наша весёлая плавающая посудина пришвартовалась к причалу Репино-Комарово. Плавающий деревянный домик специально установили между двух соседних посёлков, чтоб было дёшево, сердито и никому из соседей не обидно. К этому моменту двое товарищей, которые подрались, уже успели помириться, несколько представителей творческой элиты, которые чуть-чуть перебрали алкоголя, уже немного протрезвели, а героический сотрудник «Грузии-фильма» всё-таки заработал растяжение голеностопа.
Этот «горячий» товарищ для собравшихся на теплоходе красивых девушек решил показать трюк со стулом. Это когда с разбега одной ногой запрыгивают на сиденье, второй становятся на спинку и, опрокидывая стул на пол, приземляются на две ноги в целости и сохранности. И разбег джигиту из солнечной Грузии удался на славу. А вот потом не то поехала нога, не то поехала ножка стула, не то качнулся теплоход, в общем, приземлиться на две ноги в целости и сохранности не удалось. Грузное тело нашего грузинского коллеги проделало в воздухе что-то наподобие ленты Мёбиуса и врач, дежуривший поблизости, равнодушно констатировал растяжение связок. При этом многострадальный стул, отлетев далеко в сторону, не пострадал.
Тем временем на берегу гостей Ленинградского кинофестиваля организаторы пришли встретить с хлебом и солью. Кстати, эту организацию поручили возглавить нашему новому главному редактору Первого объединения «Ленфильма» Фрижете Гургеновне, 35-летней уроженке Пятигорска, невысокой и немного склонной к полноте женщине. И она, прекрасна зная правила восточного гостеприимства, предусмотрительно принесла на пристань теплые пледы. Кроме того к пляжу подогнали пассажирский автобус марки ЗИЛ-158, который с учётом посадочных и стоячих мест вмещал около шестидесяти человек. И первым гостем фестиваля, которого прямиком понесли в автобус, стал тот самый героический сотрудник «Грузии-фильма».