Гостеприимство матрицы. Философия, биомедицина, культура

Аристархова Ирина

Итак, остается ли возможность в современной полемике позиций вернуть в понимание беременности конкретных матерей и переосмыслить практику материнства? Это возможно не иначе как через изменение понимания беременности как «пустого места» на понимание беременности – конкретному принятию заботы и множественных сложных связей между эмбрионом и тем, кто (не что) дает рождение, какими практиками труда и риска это рождение обеспечивается. Тогда материнство из «натурализованной» обязанности женщин может стать доступной для мужчин технологией. Гостеприимство не принудительное свойство феминности, без которого остальным позволено обходиться, это вопрос этики, политики и личной позиции. Но такое понимание гостеприимства изменяет и метафизическую диспозицию, которая теперь вынуждена принять конкретную личность и согласие тех, кто ранее вытеснялись как фон и неразличимость. Возвращение матерей меняет этические и метафизические доминанты (правила игры), оно помогает принимать, не считаясь с риском, тех, кто еще не идентифицирован (другого). В вопросе о мужской беременности важно отойти от фаллогоцентрического понимания беременности как места-контейнера. Тогда мужская беременность не должна пониматься как поиск места, куда мужчина может положить эмбрион.

Важно вернуть утраченные компоненты: заботу и кормление. В любом случае место найдется, если оно будет следствием практики заботы или гостеприимства.

В Петербурге книгу «Гостеприимство матрицы» Ирина Аристархова представляла на семинаре «феминистской среды» на выставке «Линзы гендера» в 2013 году [6] . В процессе перевода книга обсуждалась в разных сообществах и наконец обрела иллюстратора Анну Терешкину. Для Анны эта работа походила на выращивание образов из текста, личного опыта и разных видов художественных техник и приемов. Иллюстрации получились личностными и интеллектуальными, в них соединены самоирония и феминистский активизм. Первоначально они готовились как заставки к главам, но затем переросли в две отдельные серии, которые Ирина Аристархова предложила включить в книгу, создав таким образом диалог между образами и текстом.

6

Кураторы Ирина Костерина, Ася Шевелева, Аня Ветрова, Евгений Шторн.

Гостеприимство матрицы

Введение

Книга представляет собой систематическое исследование философских, биомедицинских и культурных концепций матрицы в их отношении с понятием гостеприимства. На протяжении веков мыслителей завораживал процесс рождения, вопросы о том, как мы появляемся на свет, откуда мы и как был создан мир. Большинство мифологических, космологических и религиозных повествований начинаются с той или иной версии возникновения, истории о сотворении мира и живых существ. Западная культура не является исключением, даже если мифологические, научные и метафизические аспекты этих историй оказались в ней смешаны. Как отметил в 1931 году эмбриолог и выдающийся историк науки Джозеф Нидэм,

вряд ли можно счесть совпадением то, что столь многие выдающиеся эмбриологи прошлого имели большую склонность к философскому мышлению. Естественно было бы процитировать Аристотеля, но также это относится и к Уильяму Гарвею, чьи книги о возникновении наполнены размышлениями о причинности, и Эрнсту фон Бэру, Эрнсту Геккелю, Вильгельму Ру, Хансу Дриша, Д’Арси Томпсону и Дж. В. Дженкинсону. На самом деле это не удивительно, учитывая что среди всех странностей в биологии наиболее поразительной является трансмутация внутри развивающегося яйца, когда на третьей неделе белок и желток уступают место животному с его тканями и органами, ферментными катализаторами и изящно настроенной эндокринной системой. Этот процесс вряд ли мог не привести тех, кто знаком с ним ближе других, к размышлениям метафизического характера.

В замечании Нидэма о связи между метафизическим и эмбриологическим в отсутствует, однако, фигура материнского тела, которое размещает и вскармливает того самого эмбриона, или яйцо, по мере его развития. Сегодня особенно уместно философски исследовать то, как именно материнское тело представлено в отношении развития новой жизни, – порождения [7] , – поскольку современные биомедицина и биотехнологии заметно проблематизировали его роль и значимость. В этой работе я рассматриваю место материнского в порождении, сосредотачивая внимание на понятии матрицы, воплощающем в себе репродуктивные способности материнского и в то же время с материнским не связанное.

7

Англ. generation (generation sciences) переводится здесь и далее как порождение, рождение, создание, возникновение, и т. д., в зависимости от контекста.

Что такое матрица? Или, другими словами, к какой матрице я отсылаю: к фильму? математике? полимерному скелету? печати? биологии? искусству? пространству? виртуальной реальности? Отчасти эта книга является попыткой определить, почему слово «матрица» оказалось способным обозначать такие разнообразные вещи и явления, как беременное животное и математическая последовательность чисел. Кажется, что узлом, соединяющим все эти значения, является раннее определение матрицы как начала, из которого все происходит. Матрица – это «точка отсчета», изначальное место/пространство возникновения и становления. Связь с началом и порождением была этимологически воплощена в одном из древнейших значений – «беременное животное». Тот факт, что это древнейшее употребление слова было дополнено целым рядом связанных и (кажется на первый взгляд) несвязанных значений, не просто интригует, но по-настоящему впечатляет. Впечатляет то, что накопление и умножение значений затмило и подчинило изначальную привязку матрицы к материнскому. Работая над этой книгой, я стремилась проследить культурную предрасположенность полагаться на материнское в порождении остальных значений и одновременно изымать материнское из матрицы. Таким образом, я пыталась восстановить связь между материнским и матричным, артикулированным как матричное/материнское, путем осмысления конкретных способов, посредством которых матрица задействована в философии, репродуктивных технологиях, медицине и культуре. Я использую термины «матричное/материнское», разделенные и связанные одновременно, чтобы постоянно держать в напряжении этимологическую близость между ними. Поскольку книга старается проблематизировать историческое отделение материнского от матричного, происшедшее несмотря на фундаментальную этимологическую зависимость последнего от первого, это стилистическое средство поддержания их ассоциации имеет тактическую ценность. Стратегической целью является невозможность

говорения о матричном без того, чтобы одновременно не артикулировать и не вызывать ассоциации с материнским. Подобное использование позволяет провести параллель со стратегически важным взаимодействием между понятиями материнского, материального и матричного в работах Люс Иригарей [8] .

8

Как, например, в случае «mat'eriel-matriciel» (Irigaray 1983, 85), переведенного Мэри Бэт Мадер на английский как «material/matrical» (материальное/матричное; Irigaray, 1999, 92), и, особенно, в тексте «Место, интервал: Чтение Аристотеля (Физика, книга IV)» (Иригарей, 2005). Инновационный психоаналитический подход, развивающий понятие матричного как пограничного пространства во взаимосвязи с материнским, можно найти в: Bracha L. Ettinger 2006; 2009. Моя основная задача показать через ее воссоединение с матрицей, исторически используемой в обсуждениях порождения, что мать остается неартикулированной предпосылкой в философских и биомедицинских подходах к порождению. В своем генеалогическом анализе я пытаюсь заново подсоединить мать к матрице и матрицу к матери, производя «матричное/материнское» как концептуальную пару.

Многие исследовательницы, особенно феминистские теоретики, полагают, что смешение пространства и матери через их порождающую роль (мать как место возникновения, как вместилище, которое содержит и порождает) является одним из оснований нашего культурного, философского и научного воображения. Проблема заключается в том, утверждают они, что оно «редуцирует» мать до пространства, не обращая внимания на то, что она не является «просто» жертвенным вместилищем, «мешком тканей» для ребенка. Еще более важно, что такое определение применялось для оправдания отказа матери в юридических и политических правах и производило ее через отсутствие (lack) в фаллогоцентричной и патриархальной культуре. Эта книга основывается на предыдущих исследованиях, и я начинаю с тщательного рассмотрения того, чт'o Люс Иригарей называет «матереубийственным» основанием философской категории пространства. Кроме того, если мы надеемся понять историю и будущее матрицы, мы должны изменить категорию пространства, так как матричное пространство не является «данным».

Таким образом, в этой книге я утверждаю, что матрица является не только порождающей как пространство, но, в своих обновленных отношениях с материнским, порождает пространство, делает его возможным для других. Моим фокусом становится скорее то, что матрица делает, а не то, чем она является. И это обеспечивает ей значимое место в теориях пространства и порождения: до того, как мы вообразим пространство становления, учитывая его материнское качество, само пространство уже произведено матерью. Чтобы мыслить пространство, оно уже должно быть произведено. У другого нет пространства, пока мать его не создаст, не произведет, чтобы он мог расти внутри или вне ее, как новорожденный. Таким образом, я основываюсь на двух понятиях, которые исторически были связаны с матрицей: genetrix (родительница, создательница) и nutrix (кормилица, няня). Ни одно из них не является «естественным», если под естественным понимать бессознательное как противоположность рациональному, биологическое и врожденное. Но они и не бесплотные идеалы порождения; и даже как идеалы и идеи они обладают влиянием и значимы прежде всего как практики: как практики порождения и кормления. Мать является родительницей не только ребенка, но самого пространства порождения, то есть самой себя как порождающего пространства, до и после рождения ребенка.

С ростом внимания в современной биомедицине к «пространству порождения» (среды, в которой возникают и развиваются клетки/органы/организмы) мать как порождающее пространство и все, что связано с «материнским», становится центром исследований. Ценность матрицы как понятия не сводится к простой связи с «матерью» как «пространством», но заключается скорее в его способности давать начало производству пространства и материи как таковых. Это, в свою очередь, связано с другим понятием, которое также набирает значимость в исследованиях культуры и которое также относится, хотя эта связь подавляется, к материнскому: понятие гостеприимства. Способность матрицы «создавать» пространство и материю необходимо переосмыслить через систематический анализ матричного/материнского. Я считаю, что такое рассмотрение материнского в (как) матрице(ы) необходимо для осмысления многих современных биомедицинских или культурных практик, стремящихся понять материнское тело и подражать ему. Я должна прояснить, однако, что не утверждаю ни здесь, ни где-либо еще, что гостеприимство «естественно» присуще материнскому телу или материнскому отношению. Это именно действенная (agential), а не принятая как данность характеристика гостеприимства как материнского отношения и материнского отношения как гостеприимства, которая будет выделена и соединена с (опасной и нечасто артикулируемой) проблемой «настоящих матерей».

Философски мать настолько глубоко встроена в матрицу и гостеприимство, что она в них растворена и невидима. Переосмысление матричного/материнского в их историческом, биомедицинском, культурном и этимологическом контекстах позволяет нам заново взглянуть на них и впоследствии развить их новые конфигурации. Категории больше не являются «естественно данными», скорее они открываются в своей исторической и культурной специфичности. Критическое размежевание между ними создает интервал между матричным и материнским, который позволяет избежать их натурализации и нейтрализации, в результате которых они становятся проблематичным заменителем друг для друга, одним и тем же. Впоследствии, после разделения матричного/материнского, когда они уже не будут представляться как одно и то же, я восстановлю их отношения через обращение к гостеприимству. Такая реартикуляция позволит мне представить значение матричного/материнского через порождение и вскармливание как практики гостеприимства. Это также позволит мне утверждать, что гостеприимство не является сущностным, врожденным свойством матричного/материнского, но, скорее, важной практикой, посредством которой мы можем представить новые отношения между собой и другими, Я и не-Я.