Гостиница

Васильев Владимир Германович

Пацаны с готовностью сбежались к повелителю. Разлили коньяк.

– Предлагаю гуманный тост! – провозгласил атаман. – За быструю смерть и быстрое воскресение нового Мессии!..

Они дружно сдвинули стопки. Атаман поднял свою в сторону Мальчика, приветствуя его, и опрокинул содержимое в глотку.

Но Мальчик этого уже не видел – сначала мир заволокло черно-красной мутной пеленой, а потом он и вовсе исчез.

Не видел Мальчик, как его палачи, закусив, подключили к питанию фантомат, напялили на головы фантоматические колпаки и развалились на лежанках, установив

по каждому каналу свою фантограмму.

Однако Мальчик пребывал не в полной бессознательности. Ему казалось, что вокруг слышится какое-то шуршание и тяжелый скрежет, словно камни лениво трутся друг о друга. Через некоторое время он ясно ощутил себя растением, побеги которого пытаются пробиться сквозь каменную осыпь. Некоторые побеги зажало, и растение осторожными-осторожными движениями в разных направлениях пыталось их освободить. Оно направило туда другие свои побеги, чтобы они оплели камни и приняли их тяжесть на себя, пока плененные освобождаются…

– Эй ты! Подох, что ли? – услышал он вдруг громоподобный голос и ощутил удар острого камня по корням.

«Нет, – дошло вдруг, – это не камень… Кто-то кулаком ударил в бок.»

Мальчик с трудом открыл глаза. Сквозь мутную пелену всплыла колеблющаяся пьяная рожа атамана.

– Слышь, браток, – услышал он ирреально плывущий и резонирующий голос. – Я должен тебе сказать, пока эти твари кайф ловят, что мы с тобой чужие в этом мире. Мы с тобой тут в командировке… Вот сотворим этим амебам мессию и отвалим обратно… Туда, где нас ждут и любят… Даже больше… Я чувствую, что мы с тобой – это одно и то же, только в разных телах. Умрет твое тело, и ты перейдешь в меня. Умрет мое – я перейду в тебя… Мы здесь в гостинице, как писал Сенека… Тебе больше повезло – пора домой… Хочешь, я кончу тебя поскорей? Чтобы ты не мучался в этом клоповнике… Ты слышишь меня, братик?..

Мальчик сосредоточил на нем расплывающийся взгляд.

– Ты простил меня? – спросил атаман.

– Мне жаль тебя, – ответил вдруг противоестественно ясным голосом Мальчик.

– Тебе меня?! – пораженно вскричал залитый пьяными слезами палач.

– Мне жаль тебя, Стон Вулкана, – четко произнес Мальчик. – Тебя никто не любит ни там, ни здесь…

Эта фраза отняла последние его силы, и резкая боль от того, что атаман схватил его за бока, оттянув кожу, и потянул к себе, унесла Мальчика обратно в странное беспамятство. Он не слышал, как палач тряс его и требовал:

– Повтори, что ты сказал! Что ты несешь? Какой еще стон вулкана? Где это там?!.. Отвечай же, дерьмо собачье!.. Вырубился, тварь!.. Слабак!.. Молокосос!.. Всего-то ничего провисел, а вырубился… Еще и ноги ему не пробивали… Почему это меня никто не любит?! Вот эти все меня любят – я им и отец, и мать, и брат, и друг!.. Впрочем, ты прав… И не нуждаюсь я ни в чьей любви… Ни здесь, ни там… Я свободен!.. И не тебе, не тебе – мне жаль тебя!.. Нет, не жаль мне тебя, – махнул он рукой и соскочил с табуретки. – Слишком большая роскошь – жалеть слабаков, которые ни за понюх табаку попадают на распятие… Ну, и подыхай… А я тоже кайф половлю…

Он

плеснул себе коньяка в стопку, выпил и, напялив фантоматический копак, завалился на лежанку…

Растение ухватилось всеми своими побегами за камень, зажавший один из них, и попыталось потянуть его вверх. Высвобождающиеся ткани пронзила нестерпимая боль, и если бы Растение умело орать, оно бы заорало так, что рухнули горы… Вдруг оно почувствовало, что к листьям пробивается свет и…

Мальчик открыл глаза, глядя в сторону освобожденного побега… Там, зажав большими черными клещами длинный окровавленный гвоздь, раскачивалось белое тело Березки.

– Потерпи, малыш, – чуть слышно прошелестела Березка.

И Растение направило свои побеги в другую сторону, где еще мучался в плену их собрат. Пробираться приходилось сверхосторожно, потому что в любой момент один из спасателей мог оказаться между камнями. Все время слышался монотонный скрежет их движения. Свет сменялся тьмой, тьма сменялась светом, а спасатели спешили на помощь… Наконец, они уцепились за злополучный камень, принимая на себя его тяжесть… И мгновением резкой боли ознаменовалось освобождение второго побега…

– Ну вот, малыш, – прошелестела Березка, – потерпи еще чуть-чуть… Осталось совсем немного.

Мальчик приоткрыл глаза. Перед ним никого не было. Только ослепительный свет солнца!.. Нет, черт побери, – это прожектор… Вдруг тело его всей тяжестью повисло на руках, отчего, как ему показалось, захрустели локтевые суставы, но тут веревка спасительно впилась под ребра, сдирая кожу с живота. Рухнула безжизненной ветвью одна рука… Тело повисло на второй… Упала вторая рука, которой вроде бы и не было, и тело, перегибаясь через веревку, устремилось вниз, вдруг оказавшись на чьем-то плече, сползло по спине… по стволу Березки… Ослабла веревка под ребрами. По телу мощным прибоем перекатывались волны боли, острыми когтями продирая плоть до самых глубин. Мальчик услышал свой стон и окончательно открыл глаза.

– Тише, малыш, тише, – зажала ему рот рукой Девчонка. – Не дай бог, услышат, – опасливо покосилась она в сторону пацанов, валявшихся на лежанках с колпаками на головах.

А тело продолжало с болью возвращаться к жизни. Девчонка аккуратно массировала его конечности. Мальчик посмотрел было на свои ладони и тут же отвернулся – зрелище было страшное.

Наконец, он смог сделать первое движение, и Девчонка тут же встрепенулась.

– Сможешь идти? – спросила она.

Мальчик кивнул.

– Подожди чуток. – Она одним движением накинула на себя платье и исчезла во мраке за прожектором.

Мальчик огляделся вокруг. Его палачи подергивались на лежанках, активно участвуя в фантодействиях. Присев, он глянул на таймер фантомата. Минут на сорок еще должно было хватить.

Кот растянулся на границе света и тьмы и, похоже, никак не мог ее преодолеть.

Мальчик попытался встать на ноги но они его не послушались. Тогда он пополз к коту, опираясь на локти и отталкиваясь ногами. Почти по-пластунски, как недавно полз кот.