Гостиница
Шрифт:
– Но правду можешь знать… или чувствовать только ты, – внимательно посмотрел на нее сын.
– Что касается знания правды, – выдержала она его взгляд, – то я уверена, что не имела сношений с мужчинами ни до твоего рождения – это подтверждено медицинской экспертизой, ни после… Но тут я никому не обязана предъявлять акты экспертизы… А ты мне и так поверишь.
Женщина поймала на себе ошеломленный взгляд Девчонки, явно не понимавшей, как такое возможно, и ощутившей здесь незримую грань между святостью и безумием. А женщина, как бы оправдываясь
– Что же касается чувства, – из глубины воспоминаний вещала она, – то… не знаю, насколько можно ему верить… Но иного пути к разгадке у меня нет… Когда ты родился, у тебя было лицо взрослого человека, не понимающего, куда он попал. Ты молчал и осматривался. А когда, наконец, как мне показалось, понял, то посмотрел на меня так, словно узнал… И я узнала этот взгляд: так на меня смотрел человек, которого я любила… И тогда… тогда я почувствовала, что это вернулся ОН!.. Может ли быть большее счастье для женщины, чем родить своего возлюбленного! – воскликнула женщина, будто убеждая кого-то.
– Это был предыдущий мэр? – спросил Мальчик. – Тот, кого бабушка называла моим отцом?
Госпожа Мэр удивленно посмотрела на него.
– Ты, оказывается, уже много знаешь…
– Да, жаль, что не от тебя… И он погиб за пять лет до моего рождения?
– Верно. Его уничтожила мафия за то, что он посягнул на ее монопольное владение товарным рынком Города.
– Мафия победила?
– Нет, ей пришлось перестраиваться в своей стратегии… Мне удалось продолжить то, что он задумал…
– Кому-нибудь от этого стало лучше? – продолжал задавать вопросы Мальчик.
– Потребительская корзина стала дешевле и полнее… Мы получили возможность больше тратить на социальные нужды, повысился уровень занятости… только безработных все равно много…
– Почему?
– Потому что экономике Города не нужны рабочие руки.
– И поэтому среди демоса так много несчастных, – понял Мальчик. – Они – лишние в этом мире и в этой жизни… в этом Городе… Но ведь здесь скрыто что-то глубоко порочное!.. Человек не должен быть лишним!..
– Всякая чаша переполняется, – вздохнула умудренно госпожа Мэр. – И чаша бытия, в этом смысле, не исключение… Максимум, в чем еще испытывает потребность наш хозяйственный механизм – это рабочие головы, но данная потребность удовлетворяется за счет интеллектуальной элиты… И вообще, это сложная человеческая проблема. Я не раз поднимала ее на муниципальном совете. Но обычно удается добиться только улучшения материального обеспечения безработных. И не по злому умыслу муниципального совета, а из-за отсутствия реалистического конкретного решения… Я почти уверена, что в той парадигме бытия, какую мы имеем, такого решения и не существует…
– Что за фуфло такое – па-ра-диг-ма бытия? – спросила Девчонка. Ей явно не нравилась обрисованная госпожой Мэр ситуация.
– Это существующие принципы устройства нашей жизни, – терпеливо пояснила госпожа Мэр.
– Значит, надо менять парадигму бытия, – сделал вывод Мальчик.
– Слышу
– Но ты же продолжила его дело! – напомнил Мальчик.
– Да, – кивнула она, – но сначала я привлекла внимание пса к другому лакомому кусочку… Когда же он отвернулся, я спокойно забрала кость.
– Ты мудрый политик, – признал Мальчик.
– Все женщины – мудрые политики, – улыбнулась госпожа Мэр. – А насчет парадигмы… Она такова не по чьему-то злому умыслу или недомыслию, а потому что она есть естественная форма существования данного социума. То есть нашего Города. Социум, как жидкость, принимает форму того сосуда, в котором находится. А сосудом для него является тот коллективный идеальный образ жизни, который создан эмоциональными, интеллектуальными, инстинктивными устремлениями каждого человека и всех вместе… Это старая истина: народ имеет ту жизнь, какую заслуживает… Ломка старой парадигмы и попытки насильно сунуть социум в новую только увеличивают сумму несчастий его, потому что он не способен жить по-другому. Старый мир разрушен, а новый – чужд. И кончается тем, что не мир переделывает человека, а человек приспосабливает его под себя. Это так естественно.
– Значит, элики вечно будут эликами, а демики – демиками? – агрессивно нахмурившись, спросила Девчонка.
– Нет, моя милая, – умиротворяюще улыбнулась госпожа Мэр. – Не вечно, а до тех пор, пока в душе своей не создадут новый мир, подчиняющийся иной парадигме бытия, в которой нет эликов и демиков.
– Да с какого хрена он соскочит – этот новый мир?! – воскликнула Девчонка, заставив госпожу Мэр покорежиться от неблагозвучия вопроса. – Если старый, как вы катите, – естественная форма нашей жизни… Каждой свинье – своя лужа…
– Формы ветшают, переполняются, перестают соответствовать содержанию, то есть перестают обеспечивать людям даже не минимум счастья, а минимум комфорта, прежде всего, морально-эмоционального комфорта, необходимого для стабильного бытия. Новые формы возникают из недовольства старыми, понуждающего к духовному поиску новых форм. Конечно, недовольство не порождает нового, но стимулирует его поиски.
– Но какой он – этот кайфовый новый мир? – спросила чуть успокоенная Девчонка.
– Я не бог, – пожала плечами госпожа Мэр.
– Но вы – мать Бога! – серьезно заявила Девчонка.
– Никогда так не говори!.. И никогда так не относись к нему, если хочешь, чтобы он был счастлив! – встревожено и отчаянно потребовала мать.
– Но разве вы не сечете, что Город застолбил вашего сына Богом и ждет, когда он достигнет зрелости, чтобы изменить жизнь к лучшему?! – удивилась Девчонка.
– Знаю, – подтвердила госпожа Мэр. – И делаю все, что могу, для искоренения этого ужасного заблуждения.
– Но разве хреново, что вашего сына все любят? – удивилась Девчонка.