Гостинодворцы. Купеческая семейная сага
Шрифт:
Этот «моцион» он совершал чуть не каждый день и приносил со счастливой улыбкой своей благодетельнице Арине Петровне поклоны и просфоры от разных батюшек и матушек, которым богобоязненная купчиха творила втайне разные «дары и жертвы».
Перед Ариной Петровной он благоговел, а на Афанасия Ивановича смотрел как на человека, которому повезло в жизни «во всех отношениях». Из детей больше всех он любил Сергея за его простоту и приветливость. Комнаты их были рядом. Чуть не каждый вечер Аркадий Зиновьевич, покашливая, стучал в дверь Сергея
– Ангел мой! Можно войти, во всех отношениях, или нельзя?
Войдя в скромную, на холостой манер обставленную комнату Сергея, он крестился на икону, затем, поздоровавшись за руку, садился в угол на излюбленное им кресло с высокой спинкой и, подпершись рукой, справлялся сперва о торговых делах, городских новостях, а потом переходил на более интересовавшие его вещи: не пишут ли в газете о том, что народился антихрист, не появилась ли новая звезда с хвостом и почему в аглицком парламенте может всякий говорить, что ему вздумается?
Сергей говорил ему, что видел, слышал, читал, и старик уходил в свою «келью», довольный собой, и Сергеем, и всем светом.
Характер у него был мягкий, сердце – доброе и отзывчивое. Чужое горе его трогало до слез, а на обиды и шутки, отпускаемые иногда на его счет, он смотрел как на должное возмездие за его вины и грехи житейские.
– Жизнь, – говаривал он, – море ненасытное, ангел мой. Нынче оно спокойно, а завтра, глядишь, забурлит и поглотит кораблики, а на корабликах-то люди. Греха одного сколько, во всех отношениях. Так и человек: нынче он живет по правде, по совести, а завтра – хвать: то одному зло причинил, то другому боль растравил, а возмездие не дремлет, ангел мой, во всех отношениях, не дремлет!..
Сергей очень любил Подворотнева и часто поверял ему свои тайны и надежды. Тайну любви, впрочем, он не поверял никому и только теперь, пораженный намерением отца, он решился прежде всего рассказать все матери.
Арина Петровна сидела в своей спальне, когда вошел к ней Сергей, только что возвратившийся из города.
– Сереженька, ты? – справилась та, с любовью и гордостью посматривая на стройную фигуру сына.
– Я, мамаша.
Сергей поцеловал руку матери и сел возле нее.
Арина Петровна отложила в сторону чулок, который она вязала, сняла очки и погладила по голове сына.
– Чайку не хочешь ли, а?
– Нет, мамаша, спасибо… в городе пил.
– Ну, скушай чего-нибудь… мы сегодня ватрушки с творогом пекли, твои любимые.
– И есть не хочется, мамочка.
– Да ты уж здоров ли, голубчик? – затревожилась Арина Петровна. – Не ест, не пьет… нездоров и есть.
– Право же, здоров… не беспокойтесь, пожалуйста… неприятность у меня только одна.
– С отцом? – испуганно всплеснула руками та.
– Нет, но… может.
– Сереженька! Родной мой! Сдержи себя, помни заповедь: «Чти отца твоего»!
– Я и чту его, и уважаю, но ручаться за себя не могу… все зависит от него самого.
– Да что такое
– Мамаша, вы не пугайтесь, ради бога. Пока ничего не случилось, но может случиться то, что я перестану его и любить, и уважать. Вам ничего не говорил папаша?
– Про тебя? Ни словечка, голубчик.
– А про брата Ивана?
– Говорил, утром нонче говорил. Женить его хочет… Что ж, это дело законное, святое дело, Сереженька.
– А на ком – говорил вам?
– И это сказывал. У Алеева, вишь, дочь есть… да тебе лучше знать, Сереженька, ты у них в гостях бываешь.
– На Липе?
Сергей встал со стула и подошел к окну.
– А уж, право, голубчик, не знаю, как ее зовут, может, и Липой.
– Так этой свадьбе, мамаша, не бывать. Я люблю Липу. Слышите, родная, я люблю, и Липа меня любит!
Арина Петровна совсем растерялась.
– Да как же это так, Сереженька? – бормотала она. – Господи! Да что же это будет?
– И я ее не уступлю Ивану… никогда! Мамочка! Добрая моя, хорошая! Я так вас люблю, как ни один сын не может любить свою мать… душу, жизнь, все отдам за вас! Ближе вас да Липы у меня никого нет на свете, так неужели вы за мою любовь к вам пожелаете мне несчастия?
– Что ты, что ты? Христос с тобой!..
– И знайте, мамаша, если вы не уговорите отца отказаться от его мысли – женить Ивана на моей Липе, я… я не знаю, что я сделаю. Когда у человека отнимают его счастье, он забывает все: и долг, и честь, и узы родства!
– Сережа! – простонала Арина Петровна.
– Я убью Ивана, если только он осмелится это сделать!.. Пусть меня сошлют на каторгу, повесят, расстреляют… пусть делают, что хотят, но Липы я ему не отдам.
Сергей задыхался. Арина Петровна, трясясь от волнения и испуга, простирала руки к сыну и беззвучно шептала:
– Сережа! Сережа!
– Мамочка! Дорогая! – припал Сергей на плечо к матери. – За что? За что?
– Постой, погоди… ах, глупый… ну что ты, ей-богу! – говорила Арина Петровна, приходя в себя. – И меня перепугал, и себя растревожил… Погоди, я переговорю с отцом.
– Ангел, мамочка! Переговорите, ради бога!
– Нонче же переговорю, успокойся… ах ты господи! Убью вдруг: да рази можно такие слова, Сереженька?.. Да ты и помыслить об этом не смей… Заступница-матушка, да что же это такое?.. За мои грехи ты мне испытание посылаешь… Да расскажи ты мне, как вы слюбились-то, батюшки мои!..
Сергей рассказал историю своей любви.
– Нет, девки-то, девки-то нонче какие пошли, а? Да в наше время мы и на мужчину-то взглянуть стыдились, а она – накося!.. Совсем свет наизнанку вывернулся… ох, совсем… недаром блаженненький Андрюша глаголет, что знамения пошли.
– Мамочка, дорогая моя! Ты видишь сама, что мы любим друг друга.
– Да уж вижу, вижу… нонче же скажу отцу все, только ты не суйся, слышишь, все дело можешь испортить, а ежели не в духе приедет, завтра скажу.