Гостинодворцы. Купеческая семейная сага

Мясницкий Иван

– Да завтра они смотреть Липу едут.

– И пусть едут, эка важность! Да мало ли девок смотрят? Не на всех же женятся. Может, Афанасию Ивановичу твоя зазноба-то и не пондравится.

– Липа не понравится? Да такого и человека на свете не найдешь, чтоб ему она не понравилась, – ведь это ангел, мамочка!

– Постой, все девки для таких молокососов, как ты, ангелы, а настоящего мужчину, как твой отец, не проведешь… Ты на фабрику завтра?

– На фабрику, мамочка.

– И отлично, я все это дело устрою, без тебя отцу

скажу, они посмотрят твою кралю-то, тем и кончится. А ты долго там пробудешь?

– Дня два, три.

– И чудесно. Ежели Афанасий Иванович и вспылит, так сорвать не на ком будет, а в два дни он утихнет совсем. Ах ты господи! Вот грехи-то!.. Сроду такой истории не видывала, чтоб до замужества девки мужчин любили…

– Мамочка, сердцу приказать нельзя… Неужели вы не любя шли за отца?

– Вот глупый! Ах, глупый ты, Сережа! – всколыхнулась Арина Петровна. – Да как же это мужа не любить? Что ты, что ты… Иди лучше к себе, ну тебя, а я переговорю, ступай.

Сергей обнял крепко мать и отправился в свою комнату.

Арина Петровна долго сидела, скрестив руки на коленях, и покачивала головой, обдумывая план атаки на грозного Афанасия Ивановича.

– Брат на брата, сын на отца… последние, ох, последние времена настали! – шептала она, поднимая свои добрые глаза на икону.

Сергей, поднявшись к себе в мезонин, открыл окно, выходившее в сад, и вздохнул всею грудью. Его так и обдал запах черемухи. В саду по дорожкам прыгали, чирикая, воробьи; в кустах плакала малиновка.

«Все живет в природе жизнью, полною довольства и счастия! – подумалось ему. – Только одни люди портят себе жизнь и отравляют ее другим… Бедные воробьи! Как вам это человечество должно завидовать!»

Сергею стало невыносимо грустно.

Его тянуло туда, к его дорогой Липе. Ему так много надо было сказать ей, предупредить ее о предстоящем смотре, поглядеть ей в ясные очи и уйти вполне успокоенным, что она его, только его одного любит и никогда никому, кроме него, не будет принадлежать.

А уйти было нельзя: надо было ждать приезда отца и его распоряжений относительно поездки на фабрику.

Сергей долго обдумывал, как дать весточку Липе, наконец засел за письменный столик и стал писать письмо.

Не успел он еще и окончить письма, как за дверью раздался голос Подворотнева.

– Можно войти, во всех отношениях?

– Пожалуйста! – обрадовался Сергей, торопливо запечатывая письмо. – Здравствуйте, добрый мой Аркадий Зиновьевич!

– С чудесным майским вечером, Сергей Афанасьич! – пожал старик протянутую руку и уселся в уголок.

– А вас сама судьба ко мне прислала! – усмехнулся Сергей. – Завтра утром я еду на фабрику, а мне нужно непременно доставить письмо одному человеку. Если бы вы были так добры, Аркадий Зиновьевич…

– С удовольствием доставлю, во всех отношениях! Кому именно?

– Алеевых вы знаете?

– Как же, как же-с… бывал прежде у них, – вздохнул Подворотнев, –

компанию разделял…

– Вы дадите мне честное слово, Аркадий Зиновьевич, что вы никому не скажете о том, что я вам скажу?

– Даю-с, во всех отношениях, даю-с.

– Благодарю вас. Видите ли, в чем дело. Завтра утром вы отнесете вот эту книжку молодому Алееву.

– Сашеньке? Хорошо-с…

– Кланяйтесь ему и скажите, что я очень благодарю его за нее. Вместе с тем постарайтесь увидать Олимпиаду Сергеевну. Вы знаете ее?

– Липочку-с? Во всех отношениях…

– И передайте ей это письмо, но сделайте так, чтобы этого никто не видал.

Старик поднял брови и пристально посмотрел на Сергея.

– Передать-с, но… значит, это тайна, во всех отношениях?

– Тайна для других, но не для вас. Я привык вам верить, Аркадий Зиновьевич. Дело в том, что мы с Олимпиадой Сергеевной любим друг друга, а отец завтра едет смотреть ее для брата Ивана…

Подворотнев встал и зашагал по комнатке.

– Однако, Сергей Афанасьич, это того-с… во всех отношениях… давайте письмо… Скажите, какое стечение может произойти!.. Передам-с… Во всех отношениях, передам, поезжайте с Богом на фабрику…

Старик взял письмо, завернул его в газетную бумагу и бережно положил в боковой карман.

– Сергей Афанасьич, папаша приехал и вас требует! – проговорила горничная, появляясь в дверях.

Сергей торопливо застегнул сюртук и, пожав руку старику, бросился к отцу.

IV

На другой день Сергей рано утром уехал на фабрику.

Накануне вечером, получив различные инструкции от отца относительно этой поездки, он зашел проститься к матери.

Арина Петровна успокоила Сергея и, отпустив его, долго крестила вслед.

Сергею не спалось. Долго он ворочался на своей складной, походной, как он говорил, кровати, обдумывая беду, неожиданно разразившуюся над его головой. Мрачные картины рисовались его воображению. Он чувствовал сердцем, что его счастию пришел конец, что дорогая ему девушка станет женой его брата и что виновником его несчастия будет один только отец. Родной отец!

– Отец… Что я ему сделал? За что он хочет сделать меня несчастным? – вырвалось у него. Ему стало душно. Он открыл окно и жадно потянул ночной прохладный воздух.

В саду было темно. Только на темно-синем фоне неба, в которое словно вросли молчаливые купы деревьев, ярко горели звездочки, да на краю горизонта в молочной дымке плыл серп молодого месяца.

Сергей уставился на блестевшие в вышине звезды и погрузился в раздумье.

Очнулся он под утро. Торопливо умывшись, он быстро оделся и осторожно постучал к своему старому другу.

– Кто тут? – тихо спросил тот.

– Я, Аркадий Зиновьевич, Сергей.

– Скажите, – отворил тот дверь, – а я спросонья-то, во всех отношениях, и не разобрал вашего голоса.