Гостья
Шрифт:
Однако, как ни странно, я никак не могла представить свою быструю смерть или попытаться ее приблизить. Умереть было бы просто, даже не пришлось бы пачкать руки. Стоило лишь солгать — выдать себя за Искательницу, сообщить, что мои коллеги идут по следу, разразиться угрозами. Или сказать правду — признаться в том, что Мелани все еще живет во мне, что она и привела меня сюда.
Они увидят лишь ложь, попытку уверить их в том, что сознание человека продолжает существовать после имплантации… В эту вероломную, заманчивую ложь так хочется верить! Они
«Наверно, ты права, — согласилась Мелани. — Я бы так и сделала».
Но пока боль не пришла, и я не спешила попасть в объятия смерти; инстинкт выживания накрепко запечатал рот. Мелькнуло воспоминание о последней встрече с Утешительницей — это было словно на другой планете… Самоубийственная с виду попытка Мелани настоять на том, чтобы я отказалась от этого тела — блеф, но весьма эффективный. Мне тогда еще подумалось, что невозможно безучастно наблюдать за чужой смертью со стороны, сидя в мягком кресле.
Прошлой ночью мы с Мелани молились о смерти, но тогда смерть витала в дюймах от нас. Теперь, когда я снова встала на ноги, все было иначе.
«Я тоже не хочу умирать, — шепнула Мелани. — Но, может быть, ты ошибаешься и они сохранили нам жизнь по другой причине. Не понимаю, зачем им… — Ей не хотелось думать о том, что нас ждет. Я была уверена, что ей в голову придут вещи пострашнее, чем мне. — Какую тайну они так хотят у тебя выведать?»
«Эту тайну я не открою никогда и никому, даже тебе».
Смелое заявление. Но ведь боль еще не пришла…
Прошло около часа. Солнце стояло прямо над нами, жар огненной короной лежал на волосах. Неожиданно привычный уже хруст песка сменился гулким эхом. Джеб все еще шел по песку, как и я, но у идущих впереди под ногами уже была новая почва.
— Смотри, осторожно, — предупредил меня Джеб. — Пригнись.
Я запнулась, не уверенная, куда смотреть или как смотреть, когда глаза завязаны. Рука отпустила спину, надавила на затылок, принуждая пригнуться. Я наклонилась всем телом. Шея одеревенела.
Джеб снова повел меня вперед. Теперь и наши шаги отдавались гулким эхом: песок и камни явно остались позади, почва под ногами была ровной и твердой.
Солнце скрылось — оно больше не обжигало кожу и не палило волосы.
Я сделала еще шаг. Воздух изменился: никаких дуновений, я просто «вошла» в него. Сухой ветер пустыни исчез. Здесь воздух был неподвижным, прохладным, даже слегка влажным — ощущался вкус и запах затхлости.
И у меня, и у Мелани скопилось множество вопросов. Ей хотелось задать свои, но я хранила молчание. Никакие слова нас не спасли бы.
— Ладно, можешь выпрямиться, — разрешил Джеб.
Я медленно подняла голову.
Даже с завязанными глазами было ясно, что вокруг темно. У краев повязки проступала сплошная чернота. За спиной нетерпеливо топтались остальные, ожидая, когда мы двинемся в путь.
— Сюда, —
Шаги отдавались эхом совсем близко — должно быть, мы находились в замкнутом пространстве. Я все еще непроизвольно пригибала голову.
Мы прошли еще немного, развернулись и, казалось, по кривой дуге направились обратно. Дорога пошла под уклон, который с каждым шагом становился все круче, и Джеб одной рукой меня поддерживал. Я цеплялась за его грубую ручищу и, спотыкаясь, брела в темноту — как долго, не знаю. Вероятно, путь казался дольше, чем был на самом деле, потому что каждую минуту растягивал страх.
Мы еще раз повернули, а затем пол пошел вверх.
Одеревенелые ноги отказывались идти, и там, где тропинка стала круче, Джебу пришлось тащить меня наверх. Чем дальше мы заходили, тем сильнее тянуло сыростью и затхлостью, но чернота не менялась. Слышно было лишь наши шаги да их близкое эхо.
Постепенно тропинка выровнялась, начала петлять и закручиваться по-змеиному.
Наконец то по краям повязки забрезжил долгожданный свет. Мне хотелось, чтобы повязка сползла сама, потому что я боялась ее стянуть. Наверное, было бы не так страшно, если бы я знала, где и с кем нахожусь.
Вместе со светом пришел звук. Странный неразборчивый гул, похожий на перешептывание. Почти как шелест водопада.
Гул становился все громче, по мере того как мы подходили ближе, и все меньше походил на шум воды. Высокие и низкие тона перемешивались гулким многоголосием и отдавались эхом. Будь в нем побольше стройности, его можно было бы сравнить с неумолкающей музыкой, какую мне довелось слушать и петь в Поющем мире. Тьма под повязкой воскресила воспоминание о слепоте.
Мелани разгадала эту какофонию раньше меня. Я никогда еще не слышала подобных звуков, потому что прежде не жила среди людей.
«Спорят и ругаются, — догадалась она. — Много народу…»
Звук манил ее. Значит, тут были еще люди?
Даже восемь выживших стали для нас обеих сюрпризом. Куда мы попали?
Руки потянулись сзади к моей шее, и я поспешила от них увернуться.
— Спокойно! — Джеб снял с моих глаз повязку.
Я заморгала, и тени вокруг меня приобретали узнаваемые очертания: грубые, неровные стены, щербатый потолок, истоптанный пыльный пол. Мы находились под землей, в каком-то природном пещерном образовании. Неужели мы так глубоко забрались? Мне казалось, мы дольше поднимались вверх, чем опускались.
Стены и потолок из красновато-бурого камня, испещренные неглубокими дырами, походили на швейцарский сыр. Края нижних дыр истерты, но у отверстий над моей головой они выступали рельефнее и выглядели острее.
Свет шел из широкой дыры впереди, по форме не сильно отличающейся от других, усеявших своды пещеры. Это был вход, ведущий в другое, куда лучше освещенное место. Мелани сгорала от нетерпения, поражаясь и радуясь количеству выживших. Я медлила, внезапно осознав преимущество слепоты перед зрением.