Государь
Шрифт:
– Их убили не позже полудня, – сказал Фроди. – Звери не объели, даже мух еще немного.
– Кровь не засохла, трава примятая не встала, – продолжал Илья. – Далеко уйти не могли. Догоним?
– А то! – азартно отозвался Фроди.
– Тогда на конь!
Судя по следам, разбойники гнали упряжных коней рысью, а сами бежали рядом. Было злодеев где-то с десяток, но численное превосходство отроков не смущало. Они полагали себя воинами, а воинам ли бояться разбойников?
Злодеи из здешних. Это понятно по тому, как выбирали дорогу. Отрокам всего
Илья не удивился, не обнаружив следа на противоположном берегу.
Разбойники двинулись вверх по течению. То ли узнали о погоне, то ли – на всякий случай.
Что вверх – это несомненно. Вода была чуть взмучена, и муть эту несло сверху. Злодеи уже совсем близко: не больше чем в трех-четырех стрелищах.
Фроди тоже это сообразил и, воодушевившись, пустил коня скорой рысью, опережая Илью. Тот хотел окликнуть товарища, но передумал. Если враг близко – услышит.
А Фроди не боялся никого. Он чувствовал себя охотником, загнавшим зверя…
И не успел вовремя сообразить, что сам превратился в дичь.
Пущенная в лицо стрела его не убила, потому что ударила в нижний край шлема. Голова Фроди мотнулась от удара, он, не раздумывая, метнул копье в заросли, туда, где прятался стрелок. Вопль подтвердил попадание. Фроди цапнул меч…
И еще одна стрела – широкий, с два пальца, срез вспорол ему бедро, перерезав жилу. Кровь хлынула потоком, но Фроди еще успел выхватить меч и бросить коня на второго стрелка… Не достал. С дерева, на спину ему, прыгнул третий разбойник и еще в прыжке всадил юному нурману в шею длинный нож…
То, как убивали товарища, Илья не видел. Он отстал шагов на тридцать и заметил, лишь как попали во Фроди стрелы.
Будь Илья опытнее или будь у него время подумать, не стал бы безоглядно бросаться на помощь другу. По уму – следовало бы укрыться и ждать, когда злодеи покажут себя… Илья ошибся. Но все же успел сообразить, что против многих стрелков с копьем и мечом не особо повоюешь. Выхватил из налуча собственный лук с натянутой уже тетивой и послал Голубя не по тропе, а по руслу реки – чтоб между ним и разбойниками было хоть какое-то расстояние…
Да только на противоположном берегу тоже укрылись тати.
Короткий свист – и стрела ударила в спину, чуть повыше седла. Граненый узкий наконечник пробил боевой пояс и угодил в позвоночник. Илья не ощутил боли. Просто вдруг перестал ощущать всё, что ниже боевого пояса. Жеребец, не чувствуя привычного хвата хозяйских колен, тут же перешел на шаг.
Из зарослей выскочил тать и замахнулся копьем.
Илья отбил копье древком лука, при это едва не свалившись – пришлось схватиться левой рукой за седло, чтобы удержаться. Боковым зрением он увидел, как бегут к нему еще двое, понял: не отбиться и крикнул Голубю в ухо:
– Махом!
Жеребец прыгнул, с места взяв в галоп. Илья опять едва не вылетел из седла, выронил лук,
– Соловей! – истошно завопил кто-то. – Бей! Уйдет!
Илья услыхал за спиной тонкий переливчатый свист. Такой звук издает особая, поющая, стрела. Илья сам умел делать такие… Выстрел был хорош. Шагов на сто пятьдесят, в уходящего всадника и прямо в цель. К счастью – не в ту. Не в согнутую спину Ильи, а на палец ниже – в заднюю луку седла.
Второго выстрела не было. Речушка вильнула, несущийся по руслу жеребец взял вправо и скрылся за поворотом…
Боль пришла, когда Илья уже подъезжал к воротам Морова. Да такая, словно Илье в спину вонзили раскаленный добела нож.
И всё-таки Илья сумел не свалиться. Ничего не видя и не слыша от жуткой боли, он не разжал вцепившихся в гриву пальцев.
Их разжали другие, а затем Ярош осторожно вынул Илью из седла, перенес в дом и положил на лавку так, чтобы не потревожить торчавшую из поясницы стрелу…
Глава девятая. Моров. Беда (продолжение)
– Всё хорошо, воин, всё хорошо. Выпей вот это…
Губ Ильи коснулся край чаши. Он глотнул… Не понимая, что делает. Он вообще мало что понимал. Мир состоял из боли и забытья. Илью учили, что воин должен не обращать внимания на боль. Воин должен смеяться в лицо тому, кто режет его тело, выпускает кишки, прижигает каленым железом… Илья очень старался, но – не получалось. Боль была сильнее…
– Очень крепкий мальчик, – негромко сказала Сладислава. – Он терпит уже второй день. И еще не сошел с ума.
– Его учили терпеть боль, – заметил Духарев.
– Не такую и не так долго.
Сергей Иванович кивнул, соглашаясь. Уж он-то, побывавший на пороге смерти, понимал толк в боли.
Стрела угодила в позвонок. Что тут скажешь? Бедный парень! Лучше бы ему умереть…
– Он забудется, и я выну стрелу, – сказала Сладислава.
– Может быть, мне это сделать? – осторожно предложила Лучинка. – Я знаю, как обращаться с такими ранами, матушка.
Сладислава некоторое время глядела на невестку, обдумывала… Потом кивнула, соглашаясь.
Властная и амбициозная женщина, сейчас она в первую очередь была лекаркой. И думала лишь о том, как будет лучше раненому. Лучинка-Евпраксия, учившаяся медицине у арабов, намного превосходила Сладиславу знаниями. Правда, сама Слада настолько же превосходила ее опытом.
Сейчас принять решение ей помогло и то, что горячечное дыхание Ильи стало ровнее. Лекарство подействовало. А готовила его Лучинка. Причем – в большой спешке…
Весть о том, что Илья ранен, в дом Духарева пришла вчера вечером. Принес ее сам Ярош, который, не переставая, греб всю дорогу от Морова до Киева.