Государево дело
Шрифт:
Ему дали старую кирасу и ржавый шлем – морион. И то и другое носили следы множества битв и последовавших за ними ремонтов. Со шпагой и пистолетом пришлось расстаться, а вместо них бывшему студенту выдали видавший виды тесак в деревянных ножнах, да длинную – в три человеческих роста пику. В обычное время её полагалось нести на плече, а в бою, баталия наступала, ощетинившись пиками как разъяренный дикобраз. Причем, пикинёры должны были стойко держать строй, не обращая внимания на обстрел вражеских мушкетов и пушек, или же яростные наскоки кавалерии. Вот мушкетеры – другое дело. Они строились по флангам баталии, и вели огонь, отбивая атаки, или стараясь расстроить ряды противника. Выстрелив, им
Пока же, времени для сожалений и, особенно для мечтаний, у него было не так уж много. Ему и прочим новобранцам следовало многому научиться, а потому проклятый Нильс не жалел для них ни отборной ругани, ни увесистой палки. А когда учения заканчивались, неугомонный шваб тут же находил для новичков какое-нибудь иное, не менее тяжелое занятие. На это он был мастер.
Первый бой в качестве пехотинца он принял через две недели после вступления в отряд. Они только перешли через границу Лужицы и устало двигались по дороге. Несколько раз их колонну обгоняли гарцующие рейтары, позади тащилась артиллерия, а они всё шли и шли, и казалось этот проклятый путь никогда не закончится. Вражеская кавалерия появилась из ближайшего леса внезапно, да ещё в такое время, когда рядом не оказалось ни рейтар, ни кого другого способного помочь им отразить внезапную атаку. Только что они спокойно шли, мечтая лишь о привале и последующим за ним ужине, как вдруг воздух наполнился выстрелами, яростными воплями нападавших, криками паники и отчаянной руганью капрала Нильса. Некоторые из новобранцев, завидев, что на них несётся неприятельская конница, в ужасе побросали оружие и попытались спастись бегством, но основная часть быстро построились и, выставив вперед пики, стали непрошибаемой стеной.
Вместе с последними оказался и Вацлав. Повторяя про себя все молитвы, какие только знал, он упер своё оружие в землю и, стиснув зубы, ожидал своей судьбы. Впрочем, противники и не подумали лезть на рожон, лишь гарцевали перед лесом пик, и палили в пикинёров из пистолетов и ружей, то и дело выбивая из их рядов, то одного, то другого солдата. Но на место павших тут же становились другие, так что лес пик перед врагом и не думал редеть.
Всё же, некоторому количеству неприятельских драгун удалось прорваться к пушкам, где они тут же принялись рубить канониров и ездовых. Те отвечали им выстрелами из пистолетов, отмахивались длинными банниками, отбивались шпагами. Некоторые попытались спастись бегством, или же прячась под повозками с припасами, но основная часть артиллеристов стойко сопротивлялась, и скоро к ним пришла помощь. Затрубили трубы, раздался гул копыт, и все увидели, как к ним возвращается ускакавший было вперед эскадрон рейтар. При виде их вражеские всадники тут же ретировались, не принимая боя.
– А ты не такой уж и никчемный, – без тени улыбки на лице пробурчал Нильс, обращаясь к Вацлаву. – Пожалуй, со временем, из тебя выйдет пикинёр. Если раньше не убьют, конечно.
– Спасибо, капрал, – немного растерялся от такой «похвалы» Попел.
– На здоровье, – криво ухмыльнулся тот и принялся рассматривать, одного из немногих убитых вражеских драгун. В отличие от кирасир или рейтар, единственной его защитой был жилет из толстой кожи, надетый поверх камзола, и кольчужная пелерина, едва прикрывавшая плечи.
– Плащ епископа, – вспомнил ей название бывший студент.
– Точно, – кивнул Нильс. – Видел таких раньше?
– Не слишком близко, – отвечал
– Проклятые ублюдки, – сплюнул старый вояка. – Если бы они спешились, то запросто расстреляли нас из своих ружей. Это тебе не пистолет, из которого надо стрелять, видя белки глаз противника!
– Тогда бы они не успели удрать от наших рейтар, – возразил пикинёр.
– Тоже верно.
– А где были наши мушкетеры?
– Вот и мне интересно. Хотя думаю, это скоро выяснит капитан Штире и кое-кому придется туго.
– А что будет с теми кто бежал?
– Слушай, парень. Ты слишком много болтаешь, чтобы быть хорошим солдатом, но на этот вопрос я, пожалуй, отвечу. И вот что я тебе скажу. Ты очень скоро узнаешь их судьбу, и будь я проклят, если ты её не запомнишь!
Так и случилось. Едва их колонна остановилась на привал, как появился профос Кирх и крикнул Вацлаву:
– Эй, мораванин, иди сюда!
– Зачем? – удивился тот.
– Затем, что так приказал капитан, – огрызнулся палач.
Как оказалось, Попелу и ещё двум солдатам пришлось конвоировать незадачливых беглецов. Всего их оказалось четверо, точнее прежде было пятеро, но один не дожил до экзекуции, получив несовместимое с жизнью отравление свинцом. Оказавшись перед строем, они бросились на колени, прося о пощаде, но натыкались лишь на враждебные или равнодушные взгляды наемников. Наконец, капитан Штире объявил их судьбу:
– С тех пор, как всемогущий Господь сотворил этот мир, – пафосно начал он. – Мир ещё не видел таких гнусных и трусливых ублюдков как вы! И потому вы, как никто другой, заслуживаете самой ужасной казни, какую только может измыслить человеческий разум. Но, я милосерден, а потому обойдусь простым повешеньем. И первым приказываю вздернуть вот этого негодяя!
Повинуясь его приказу, профос схватил несчастного, на которого указал капитан и поволок его к раскидистому вязу, через одну из ветвей которого была предусмотрительно перекинута веревка. Еще минута, и вокруг тонкой шеи дезертира затянулась петля.
– Вот что, мораванин, – буркнул Кирх, – я сейчас прочту молитву об этой заблудшей душе, а ты по команде выбьешь у него из-под ног скамью.
– Но я не палач! – возмутился Вацлав.
– Хочешь, поменяемся, – пожал плечами профос. – Но учти, если ты худо выбьешь скамью, то бедолага будет мучиться, пока не умрет от удушья. А если неправильно помолишься, то его душа не попадет в чистилище, и будет преследовать тебя вечно! Что выберешь?
– Да простит меня всемогущий Господь, но, пожалуй, скамью! Только скажите, как правильно её выбивать?
– Как можно резче, чтобы сломалась шея, и он отошел без мучений.
– Эй, вы там заснули что ли? – нетерпеливо прикрикнул Штире.
– Сейчас, – ответил ему Кирх, и начал молиться.
Закончив, он махнул рукой Попелу, и тот, перекрестившись, ударил ногой по опоре для приговоренного. Несчастный неловко свалился вниз и, несколько раз дёрнувшись, затих. Тем временем, капитан подошел к остальным дезертирам и, окинув взором, от которого у тех застыла кровь в жилах, начал говорить:
– Посмотрите на то, что случилось с этим трусливым ублюдком, и запомните навсегда. Я решил помиловать ваши никчемные жизни, хоть они того и не заслуживают. Но знайте, к следующей вине добавится и эта, и тогда вас даже Господь Бог не спасет, помяните мое слово. А теперь каждому по пятьдесят плетей, чтобы лучше помнили, как вам сегодня повезло. Исполнять! Это наказание профос выполнил сам, а на долю Вацлава и других солдат досталось лишь привязывать помилованных к скамье, и обдавать водой из ведра, после окончания экзекуции.