Государи и кочевники
Шрифт:
— Господин офицер, — нетерпеливо возразил Якши-Мамед. — Не мы напали на каджаров, а они на нас! Вот я составил письмо командующему Кавказа. Прошу побыстрее переправить его.
Путятин неохотно взял бумажный свиток, развернул его и прочитал: «Вашему превосходительству должен я донести, что в нынешнем 1267 г. в мухареме месяце (в феврале) сын Аллаяр-хана Асафут Довлет с войском, состоящим из 22 000 человек, выступив из Мешхеда, внезапно напал на наших единоплеменников, называемых деведжи… По случаю этого происшествия наши туркмены желают открыть с Мухаммед-шахом неприятельские действия…» [24]
24
Строки
— Но какое отношение вы имеете к этим «деведжи?» — удивился Путятин, отложив в сторону недочитанное письмо. — Они живут где-то на границе Хорасана, а вы на побережье!
— Мы имеем отношение ко всем туркменам, господин офицер. Мы желаем создать единое государство туркмен. Ныне наш совет старейшин постановил закрепить за собой потерянные пять лет назад территории от Кура-Су до Атрека!
— Господин Кият-бек, вы подтверждаете слова вашего сына? — насторожившись, спросил Путятин.
— Ай, они совсем перестали меня слушаться, — ответил тот слезливо. — Они мне говорят — русские совсем обессилели, за себя постоять не могут. Туркменам надо самим возвратить потерянное.
— Ну, вот что, господин Кият-бек, и вы, Якши-Мамед-бек, нам давно известно, что туркменцы живут лишь за счёт ограбления соседей. Не прикрывайтесь благородной местью и помыслами о высоких идеалах! Государю императору угодно, чтобы при существующих дружественных отношениях России и Персии, туркменцы вовсе прекратили свои грабежи и насилия по берегам персидским. За малейшее нарушение сей высочайшей воли я истреблю все ваши лодки!
— Хорошо, господин офицер, — с завидной лёгкостью согласился Якши-Мамед и, раскланявшись, ступил на трап.
— Не советую вам, бек, столь легковесно принимать моё предупреждение, — пригрозил Путятин. — Не забывайте, бек, что и без купечества русского вам не обойтись!
— Хорошо, господин офицер… Хорошо… Не забудем… До свидания.
— Ну что ж, Кият-ага, — сказал начальник крейсерской эскадры и подтолкнул патриарха, — вы тоже можете идти, у меня — всё. Если понадобитесь— сообщим. Но попробуйте взять себя в руки и сослужить службу моему государю. Рано вы отдали бразды правления мальчишке!
— Вы правы, господин капитан, — согласился Кият. — Рано мы ему позволили… Всё будет так, как пожелает его величество государь император Российской державы… Передайте ему мои слова, господин капитан.
— Непременно, непременно, бек…
Путятин усмехнулся и помог Кият-хану спуститься по сходням в лодку. Тут же русские шлюпы подняли паруса, чтобы двигаться дальше, в Астрабадский залив.
Растревоженный аул Гасан-Кули был похож на муравейник. Люди собирались толпами; толковали о русских, спорили, как дальше жить. Прибывшие с Гургена джигиты сообщали, что бывший астрабадский хаким Насер-хан, смещённый шахом за поражение в неравной битве с туркменами, ныне занял сенгири на Кара-Су и обещает проучить кочевников. В водовороте человеческих речей, пожалуй, наиболее отчётливо звучал голос оскорблённого Якши-Мамеда, возвратившегося от начальника эскадры. Встречаясь с ханами атрекских селений, Якши-Мамед со злой иронией выговаривал:
— Этот свиноед даже не захотел прочитать моё письмо! Он ищет дружбы с персиянами, а нас называет грабителями! Ва алла! Это мы-то грабители, у которых опять каджары угнали половину овец и две тысячи верблюдов! Хватит
Атрекские баи и ханы горячо поддерживали Якши-Мамеда. «Неужели мы должны подчиняться шаху? — возмущались они. — Если сейчас не добьёмся своего, то когда же ещё?!» Пусть поймут урусы, что это не аламан, не набег ради наживы. Не день, не два готовились Якши-Мамед и его верный сердар Махтумкули, прежде чем собрали воедино боевые силы туркмен. Не год, не два боролись они за то, чтобы их имена звучали на побережье, а имя старца Кията поблекло, как поблек он сам телом и духом. Одни рыбаки да перевозчики нефти боготворят Кията и ропщут на молодого хана. Но пройдёт ещё немного времени, и всем им Якши-Мамед заткнёт глотки. И ничего, что они сейчас крутятся вокруг Кият-хана и не хотят идти на войну. Это им припомнится в нужный день, час и момент…
Такие разговоры велись в Гасан-Кули и в тот день, когда от русского купеческого шкоута отделился катер и направился к Чагылской косе. Джигиты заглянули в юрту к Якши-Мамеду и сказали:
— Якши-хан, русский купец едет. Все рыбаки опять встречать побежали!
Якши-Мамед выругался и быстро-быстро принялся натягивать сапоги. Сидевшие с ним рядом тоже схватились за обувь. На Чагылской косе тем временем уже собралось не меньше половины сельчан. Рыбаки, как ни в чём не бывало, везли бочки с солёной рыбой и мешки с вяленой, и в жестяных банках — икру. Увидел Якши-Мамед и своего отца. Окружённый деловыми, торговыми людьми — аксакалами, он спокойно смотрел в море, словно и не подействовала на него встреча с Путятиным, словно и не хотел знать патриарх, что сейчас надо народ на коней сажать п отправлять в бой. «Нет, пока не унесёт этого старого дурака Чёрный ангел, нам с рыбаками и торговцами не справиться!» — зло подумал Якши-Махмед и решил: купцу надо помешать.
Санька с тремя музурами вылезли из катерка, не очень уверенно ступили на мокрый ракушечник. Видно, почувствовал купец общее настроение атрекцев. Да и как не почувствовать: одни хмурятся, другие улыбаются, а третьи — вовсе матерятся и угрожают. Кият-хан, как бывало и раньше, похлопал Саньку обеими руками по плечам, спросил о здоровье, об отце и повёл к себе, в пустую юрту Кадыр-Мамедя. Рыбаки, загорелые, с огрубевшими обветренными лицами, шли рядом с купцом, словно оберегая его от кого-то. И Герасимов удручённо подумал: «Ох, не надо было ехать сюда. Принять бы на паруснике товары— и баста».
Из толпы тем временем стали доноситься возгласы: «А долги он привёз? Расплачиваться будет?» Санька не понял, о каких долгах спрашивают атрекцы, но вспомнил о Михайле: «Может, он задолжал? Вот ещё нелёгкая!»
Возле родового порядка киятовых сыновей навстречу толпе, идущей вслед за купцом, выехал Махтумкули-сердар с отрядом джигитов.
— Хан-ага, — сказал он с насмешкой Кияту, — в Гасан-Кули хозяева мы: я и твой старший сын. Нам угодно, чтобы дорогой гость сначала побывал в наших юртах!
— Невежливо так говорить, сердар, — сказал с обидой Кият. — Купец приехал торговать, а не на кошме с пиалой сидеть. Уходи с дороги.
— Нет, уважаемый хан-ага, — Махтумкули-сердар слез с коня и встал между патриархом и Герасимовым. — Вот и Якши-Мамед так же думает. Если я не прав, то сын твой прав. Пусть он скажет.
— Да, отец, — повысил голос Якши-Мамед, — Мы знаем, что у тебя к купцу дело, но и мы без дела не живём. Он нам тоже нужен. Он задолжал нам десять тысяч реалов!