Государственная недостаточность. Сборник интервью
Шрифт:
– Можно ли сказать, что именно хорошее знание литературной среды помогло вам при написании этой истории?
– С писательской жизнью я хорошо знаком. В частности, и потому, что долгое время редактировал газету «Московский литератор». Со временем мне захотелось эту среду изобразить. Ведь накопилось столько смешных наблюдений! Конечно, в плутовском «Козленке в молоке» многое утрировано. Однако сам Духов (эту фамилию он получил в инсценировке, в романе же рассказчик безымянен) – довольно распространенный тип писателя, который, не сумев реализоваться в литературе,
– И все-таки реальные прототипы у персонажей есть?
– Какие-то реальные прототипы есть, но практически все они – собирательные образы, в отличие, скажем, от персонажей «Шапки» Войновича. Я ставил перед собой задачу написать не фельетон о писательской жизни, а роман, где присутствуют социальная, профессиональная сатира, где прослеживается любовная линия. Хотя там отражены и некоторые настоящие, невымышленные события. Например, как на совещаниях в ЦК партии учили главных редакторов газет и журналов быть свободными.
– В романе вы делаете вывод, что писатели являются авторами перестройки и последовавших за ней изменений в обществе.
– В известной степени так на самом деле и было. История о том, как Духов стал «отцом перестройки», – гротеск на роль писателей в реформах. Потому что, на мой взгляд, они сильно виноваты во всем случившемся со страной. Используя свой огромный авторитет и эмоциональное влияние на общество (хорошее оно было или плохое – другой вопрос), писатели всколыхнули народ, находившийся в достаточно стабильном положении, и позвали его вперед, абсолютно не зная, что там вдалеке, за горизонтом…
В моем романе происходящее – шутка, ситуация, доведенная до абсурда. Но доля истины во всем этом тоже есть. Взять, к примеру, такое явление, как манипуляция общественным сознанием, где важную роль играют вброшенные ярлыки, мифы. Наверняка многие помнят, как Юрий Афанасьев вбросил в свое время миф об «агрессивно-послушном большинстве». Сейчас, когда с холодным умом читаешь стенограммы того времени, то понимаешь: «агрессивно-послушное большинство» как раз стояло ногами на земле и предполагало, куда приведут резкие движения. «Ребята, погодите, куда вы?» – вопрошало оно, но «перестройщики» никого не слушали и не слышали. Они оттоптались тогда и на Бондареве, сравнившем страну с самолетом, взлетевшим, не зная, куда приземлится. Жизнь показала, что Бондарев прав: ни тактики, ни стратегии у лидеров перестройки не было.
– Интересно, что сейчас происходит в писательской среде?
– Ситуация резко изменилась: писатели потеряли свой социальный статус. Из привилегированной прослойки, консорциума, если пользоваться гумилевскими терминами, они превратились в одну из самых социально незащищенных, экономически беспомощных групп населения. Выживают
– Скажите, а вы сами в жизни часто интриговали, «играли другими людьми», как ваш герой Духов?
– В интригах, конечно, участвовал, но в такой глобальной не доводилось. Потому, может, и придумал эту хитросплетенную историю.
– Поскольку теперь вы возглавляете «Литературную газету», то, значит, тоже стали функционером от литературы, каких изображаете в своем романе?
– Сейчас таких функционеров быть не может, потому что уже нет того министерства по делам литературы. А издательская деятельность для русских литераторов традиционна. Все серьезные писатели на каких-то этапах жизни редактировали газеты или журналы: и Пушкин, и Некрасов, и Твардовский.
– Но разве административная деятельность не мешает вашему творчеству?
– Нет, не мешает. Потому что я никогда не пишу безостановочно. У меня вышло примерно сорок книг – больше, чем у писателей моего поколения. Но это в основном переиздания, на самом деле написал я гораздо меньше, чем многие мои ровесники. У меня два романа, 8 повестей (кстати, только что появилась новая – «Подземный художник»), несколько рассказов и несколько пьес (сейчас работаю над очередной). Ощущение, что много написано, складывается из-за того, что мои произведения переиздают, инсценируют, экранизируют. На самом же деле от одной новой вещи до другой у меня всегда проходит как минимум год, а то и три.
Так что непрерывного потока нет. Я считаю, что в нашей профессии требуется энергетическая заряженность. Когда ты отдаешь ее в текст, который пишешь, то потом нужно восстановиться, саккумулировать новую жизненную, информационную энергию.
– Недавно закончились съемки многосерийного телевизионного фильма «Козленок в молоке», который продюсировал Кирилл Мозгалевский. Известно, что у авторов литературного первоисточника и кино– или телепродюсеров отношения не всегда складываются. А как у вас?
– Должен сказать, что к экранизации моего романа в разные годы приступали разные люди. Но довести дело до конца все время что-то мешало. Кириллу Мозгалевскому и режиссеру Владимиру Нахабцеву это удалось. Нам было интересно работать вместе. Кирилл, между прочим, не только финансировал проект, но и, будучи человеком творческим, ищущим, придумал стилистику фильма, его оформление, подачу материала, интересно решил музыкальный ряд. И то, что долго не давалось – ретроспекцию, сделал с помощью оживающего рисунка с закадровым комментарием.
– Вы участвовали в подборе актеров?
– Да. Со мной советовались. И даже кое на ком я настаивал. Параллельно у меня шли два телевизионных проекта: «Козленок в молоке» и восьмисерийный фильм «Замыслил я побег…». В формировании актерского состава для «Козленка» я принимал гораздо больше участия. В итоге в картине снялись Юрий Васильев, Александр Семчев, Ольга Аросева, Спартак Мишулин, Алена Яковлева, Игорь Старыгин, Андрей Ильин.
– А как вы вообще относитесь к сериалам?