Государство Печали
Шрифт:
Один Расмус не ел, но Печаль едва замечала хоть что-то, кроме пира перед ней, ее тревоги и страхи померкли перед едой. Расмус напряженно прислонялся к спинке стула, потягивал воду, а остальные набивали животы, запивая резким вином со вкусом солнца.
— Мне принести еще еды, милорд? — слуга обратился к Веспусу, и Печаль поняла, что они почти все съели.
Она села прямее, ошеломленная, смотрела на остатки пира. Осталось немного фруктов и кусочек мазарина. Они съели все.
Веспус осмотрел стол и покачал головой.
— Нет. Оставь это и принеси кофе. Так сойдет.
Слуга
— Понравилось угощение? — Веспус облизывал пальцы, глядя на Печаль.
— Было вкусно, — честно сказала Печаль. Было очень вкусно. Даже сейчас, с до боли набитым животом, ей хотелось взять кусочек золотого персика, что еще оставался. Она хотела разломить его, съесть половинку, а другую смазать мазарином. Вкус у всего тут был необычным, она не думала, что устала бы от такой хорошей еды.
Она отодвинулась, поражаясь силе своей нужды, потянулась к воде и долго пила. Даже вода тут была вкуснее, легкая, свежая, а еще казалась чище, чем в Ранноне. Она не знала, что у воды есть вкус.
— Есть что-то древнее и почетное в разделении хлеба с друзьями, — сказал Веспус. — Ваша страна хорошо меня приняла. Я рад, что смог отплатить. Ваше здоровье, — он поднял бокал вина. — За вас обоих, — он склонил бокал в сторону Мэла и сделал большой глоток.
Слуга принес странный серебряный чайник и семь крохотных чашек, налил темную густую жидкость в каждую. Напиток пах тепло, насыщенно и с ноткой горечи, и Печаль снова сглотнула. Слуга поставил в центре стола кувшин сливок и миску кубиков сахара, Веспус остановил его, подняв палец.
— Откроешь окно? — попросил он, и слуга поклонился, пробрался за риллянами и открыл шестиугольное окно, толкнув его. Запах цветов на стене смешался с ароматом кофе.
Слуга пропал в другой части гостиницы, Веспус добавил кубик сахара в свой кофе.
— К делу? — сказал он. — Мэл, готов рассказать сестре, что с тобой произошло?
От его слов хорошие ощущения от еды и совместного пира пропали, оставив Печаль снова напряженной. Она стиснула зубы, но промолчала, юноша кивнул, добавил себе много сливок в чашку, и жидкость стала светло-коричневой. Он добавил два кубика сахара и перемешал. Он посмотрел на Печаль и улыбнулся.
— Лорд Веспус сказал, что раннонцы пьют черный кофе, но я не могу пить его без сливок, — сказал он.
Печаль промолчала, вскинув брови. Хватит болтать. Она была тут не просто так.
— Хорошо, — он кашлянул. — Я не помню, как упал с моста, — начал он, глядя на воронку кофе в чашке. — Но порой мне снится: холодно и темно, я не могу видеть. Не могу дышать. Думаю, это воспоминания из реки, но я толком не помню. Как и не помню мать или моего… нашего… отца, — он посмотрел на Печаль, она опустила взгляд на чернильную тьму кофе. — Я могу лишь передать, что мне рассказали о том дне. Но сам могу рассказать, как жил после.
Волоски на ее руках и шее встали дыбом, несмотря на жару, и Печаль невольно склонилась к нему.
— Расскажи, — попросила она.
11
Рассказ самозванца
Старушка-риллянка нашла его в воде в половине мили от своего дома, он застрял там в камышах.
Война сделала жизнь у воды опасной, как и в Ранноне, и многие рилляне бросили дома у реки во время войны, боясь, что чужаки их захватят, но никто не тронул старушку в маленьком домике. Толстые коричневые курицы спокойно искали червей у нее в саду, несли яйца в благодарность за крышу. Она растила свои травы, знала, где собрать ягоды в лесу чуть дальше от реки. Она набирала воду в реке, ловила рыбу, а в саду были козы и птицы.
Она была сама так долго, что отвыкла говорить вслух, и она не издала ни звука, когда увидела фигурку в маленьком пруду рядом с главной рекой. Там она часто сидела, и рыбки убирали мозоли с ее ног, а она собирала водоросли оттуда для супа. Но сегодня там был мальчик.
Она видела, что он мертв, его глаза были закрыты, а розовый рот — открыт, тело не двигалось. Раннонец, она сразу поняла это по его бронзовой коже и круглым ушам. Он был в бело-зеленом, ткань порвалась, вода пыталась украсть одежду. Она прошла в пруд и увидела метку на его шее, похожую на луну. Она согнулась, кости в спине щелкнули, колени затрещали. На миг она подумала оставить его тут, природе, но отругала себя. Если бы в воде был ее ребенок, разве она не хотела бы, чтобы кто-нибудь вытащил его?
Она схватила его пухлые ручки и подняла, кряхтя от веса. Он был больше, чем выглядел, и тяжелее. Она взяла его удобнее, прижала к плечу и вышла из воды. На берегу она опустилась на землю и устроила мальчика рядом.
Его глаза были открытыми.
Они мгновение смотрели друг на друга, старушка и мальчик, а потом он заплакал. Как и она.
— Она взяла меня домой, — продолжал Мэл. — Сказала, что мне днями было плохо, что я уснул, как только мы попали туда, и она думала какое-то время, что я не выживу. Но она поила меня бульоном, мыла, ухаживала, и через две недели я проснулся нормально. По ее словам, я съел тост и яйцо, начал болтать с ней. Конечно, она не понимала меня, а я — ее. Но мы нашли общий язык.
— Почему она никому не сказала, что нашла вас? — спросил Шарон.
Печаль благодарно посмотрела на него. У нее была тысяча вопросов, но они столпились в горле и во рту, не давая ей говорить, словно она сама тонула.
— Было некому говорить. Мы жили на окраине. У нее не было гостей, пока не пришли Афора и ее брат Мелакис. Она не покидала маленький мир, который создала для себя. Ей не нужно было.
— Но она должна была понимать, что у вас есть дом, семья. Вы не сказали ей, кем были?
— Думаю, сказал. Но на раннонском. Она на нем не говорила. А когда я овладел риллянским достаточно, я забыл почти все, что было раньше. И когда лорд Веспус спросил меня, оказалось, что я помню немного раннонского, но даже это было ограниченным, ведь я упал маленьким. До этого я знал только ее, кур, луну, деревья и реку. И я не задавался вопросом. До… — он посмотрел на Афору. — Пока не пришла Афора.
Риллянка кивнула, допивая воду из чашки, а потом заговорила:
— Мы с братом катались верхом, — начала она, Печаль села прямее, словно понимала это.