Готика. Становление
Шрифт:
– Очень на это надеюсь, хоть и не вижу пока, как этого добиться.
– Для начала наведи порядок в своих мыслях, остуди гнев, а после продолжай задуманное. Помоги своим братьям по несчастью противостоять тлетворному влиянию. Ты теперь лучше остальных понимаешь произошедшее, знаешь, с какой угрозой пришлось столкнуться и что поклонение Спящему надо искоренить любой ценой. Научи людей жить по-новому, без болотника и без чужого господства.
Лестер грустно усмехнулся:
– Боюсь, Мильтен, что это невозможно. Влияние болотника очень велико, отвыкать от него придётся годами, если
– Да, это так. Но болотная трава ослабляет естественную защиту, делает более уязвимым. Тебе придётся отказаться от неё, по крайней мере, временно, иначе…
– Можешь не продолжать. Я всё понимаю. Но пропагандировать эту идею в Братстве бесполезно. Болотник – это, пожалуй, единственное, что всё ещё удерживает лагерь от распада, ведь в колонии нет других источников болотной травы, а мы все от неё зависимы. У нас были неплохие запасы, но люди Галома унесли с собой всё. Теперь то, что добывают сборщики, это единственное, что нам осталось.
– Я бы рад был что-нибудь посоветовать, но не представляю, что с этим делать. Будь мастер Дамарок сейчас жив, можно было бы спросить у него совета. Возможно, удалось бы придумать какой-нибудь антидот, помогающий преодолеть зависимость.
– Анти…что?
– Лекарство, противоядие. К сожалению, моих знаний недостаточно, чтобы решить эту проблему. Так что остаётся лишь уповать на то, что Иннос смилостивится над вашей сектой, а воля хотя бы некоторых послушников окажется достаточно крепка, чтобы противостоять демону.
– Мы отреклись от Инноса и других ложных богов при вступлении в Братство…
– И поклонялись всё это время прислужнику Белиара! – не выдержал я, – вас обманули, водили за нос годами! Прими уже это и живи дальше.
Лестер показал рукой на размашистую татуировку на своём лбу:
– Боюсь, что это просто так не забывается. Мы помечены навечно, заклеймены так, что это не скрыть ни от себя, ни от посторонних глаз. Всё, что у нас было – это общая цель: свобода от оков, от пут барьера и бремени всяческих узурпаторов. Теперь нас лишили и этого…
– Не лишили, друг мой. Те цели и желания, которые ты сам только что мне описывал, при должной корректировке достойны и с точки зрения Инноса. Вы ещё можете вернуться на праведный путь. Возможно, что в монастыре Хориниса даже найдётся место для некоторых из вас…
– Что? В каком ещё монастыре! Ты забыл, что мы все под барьером?
– В последнее время многие непоколебимые до этого вещи меняются очень быстро. Думаю, что и эта неприятность скоро не устоит. Остаётся лишь надеяться, что со Спящим удастся покончить раньше, чем это произойдёт.
– Хотелось бы верить, – вздохнул бывший послушник. – А теперь, если ты сказал всё, что хотел, то позволь мне пойти спать. Как ты помнишь, я уже давно не мог позволить себе такую роскошь, – будто в подтверждение своих слов послушник широко зевнул.
Лестер был прав. Его усталый вид и подглазины говорили об этом лучше любых слов.
– Конечно, друг мой. Тебе обязательно нужно восстановить силы. Без этого ты будешь уязвим.
Лестер кивнул, поднялся и направился к пещере. У самого входа он обернулся и сказал:
–
Не дав мне ответить, он скрылся внутри.
Какое-то время я ещё сидел молча, вглядываясь в пламя костра, будто бы надеясь в сбивчивом полыхании увидеть ответ на мучившие меня вопросы. Ответа не приходило, но всё равно наблюдение за первобытной силой успокаивало и внушало надежду на лучшее. Я был рад, что принадлежу к ордену, поклоняющемуся именно этой стихии. Воду я тоже любил и уважал, но при взгляде на бесконечность моря меня обычно посещали мысли о бренности бытия и ограниченности человека. Возможно, я ещё не дорос до понимания глубинной сути этой безмятежности, был слишком полон желания действовать. Огонь как нельзя лучше предоставлял такую возможность – он не стоял на месте ни секунды, постоянно меняясь и стремясь отодвинуть границы, чего бы это ему ни стоило. Но не стоило забывать, что как бы не преуспел огонь, как бы не расширил своё влияние, когда-нибудь он встретится с океаном и ничего не сможет сделать против его упрямого спокойствия. Не стоило также забывать и о мощи шторма…
Из мыслей вырвали меня, как всегда, неожиданно. Пока я рассматривал танец огня, совсем не заметил, как из пещеры выбрался Диего. Судя по всему, он уже какое-то время стоял рядом со мной. Когда я обратил на него внимание, то даже, видимо, дёрнулся от неожиданности, судя по тому, что следопыт поспешил меня успокоить:
– Не волнуйся, это всего лишь я. Что-то не спится, решил подышать воздухом. Как думаешь, может, пока на улице ясная погода, вытащить тюфяки под открытое небо? Если расположиться поближе к костру, будет совсем не холодно. А в пещере до сих пор воздух немного затхлый, несмотря на все наши с Горном старания.
– Думаю, что набитым соломой тюфякам не место у костра. Одна вылетевшая искра и сон будет безвозвратно потерян.
– Что ж… Пожалуй, в этом вопросе я доверюсь магу огня, – усмехнулся Диего, после чего, посерьёзнев, добавил, – если тебя, конечно, всё ещё можно так называть.
Замечание кольнуло меня, будто ножом. Едва скрывая волнение, я спросил:
– А почему нет?
Диего вздохнул и сел возле меня:
– Как раз об этом я и хотел с тобой поговорить.
На этом следопыт умолк, ворочая палкой неудачно завалившееся в костре обгоревшее полено. Я хотел было наброситься на него с вопросами, но решил не торопить события и подождать, чтобы прояснить ситуацию. Немного погодя бывший «призрак» продолжил свою мысль:
– Ты можешь скрывать это от Горна или даже от Лестера, но я знаю тебя дольше их, помню едва ли не совсем желторотым юнцом. Да, тогда мы не общались, но по роду занятий я знал почти всё обо всех в городе. Ты не был исключением. Добрый, отзывчивый, общительный парень, молодой, полный жизни охотник, готовый выследить любого самого опасного зверя, чего бы это ни стоило.
Похоже, разговор обещал быть долгим, и, когда Диего делал паузы, чтобы собраться с мыслями или ожидая моей реакции, я молчал, продолжая рассматривать пламя и не глядя в лицо следопыта. То ли я боялся его проницательного взгляда, то ли мне было стыдно за то, как повернулась моя жизнь, то ли… в общем, я сам не знал почему.