Говори со мной по-итальянски
Шрифт:
— Нам пора, — настаивает блондина, заскрипев зубами. — Ты что, разве забыла, кто выступает для второкурсников?
Нет, конечно, не забыла про Джулио Беррути[1]. Взглянув на часы на телефоне, я понимаю, свою речь актер начнет совсем скоро, и у нас осталось мало времени для того, чтобы преодолеть расстояние до конгресс-центра, попасть внутрь и сесть на свои места.
— Кто выступает у вас? — любопытствует Алистер.
Пьетра и Доминик присоединяются к нам, и первая начинает дерзить:
— Это не твое дело, смазливый мальчик.
Я шикаю на нее, прошу перестать
— Ладно, я могу сказать, что вечером придет поздравить нас Даниэле Гароццо[2], — спокойно оповещает Шеридан, и даже у Пьетры округляются глаза.
— Такой информации на официальном сайте не было! — возмущенно восклицает она.
Алистер смеется.
— Если не веришь, можешь сама убедиться во время собрания всех четверокурсников, — предлагает парень, пожав плечами.
Таким он мне нравится больше. Когда Алистер общается с моими подругами, он другой: убежденный и не колеблющийся.
— Если, разумеется, тебя пропустят внутрь.
Селест, состроив гримасу, хватает меня за руку и тащит вперед. С важным видом она поворачивает к Доминик и Пьетре:
— Пойдем, девочки. Мы обязаны успеть.
Несмотря на людный двор кампуса, громкие разговоры вокруг нас, включенную музыку, я все равно могу расслышать торопливые шаги своих подруг. От этой мысли мне становится почему-то тепло на душе. Они со мной, они рядом. То есть, невзирая на то, что мы немного повздорили, недопоняли друг друга, они все равно здесь. Я все равно слышу шаги двух пар ног позади, и ещё одна капризная особа держит свою ладонь в моей ладони.
— Не станете же вы на меня злиться за…, — я начала это предложение на оптимистичной ноте, но быстро замолкаю, завидев, что у здания библиотеки греет свои тела тройка придурков, один из которых кузен Пьетры.
Сколько это будет продолжиться, знает один дьявол! Теперь, когда все остановились, я тащу Селест за руку, но она упирается. Перед нами встает Лукас, он взглядом указывает на парня, что остался стоять у дерева, когда мы уходили.
— Что тебе нужно, Блэнкеншип?
Между нами, словно не было поцелуя и того разговора. Я обращаюсь к нему с ядовитостью, и он отвечает мне не лучше.
Так же хлестко и жестко:
— Уже по фамилии меня называешь? — Ухмылка появляется на его губах.
Такая противная, что хочется стереть.
— Ладно, — когда я не отвечаю никак на его замечание, он решает заговорить сам. — Что от тебя хотел тот ирландский идиот, Мадэри?
Лукас специально делает акцент на последнем слове, чтобы я обязательно услышала. Боже, до чего же этот человек меня достал!
Я цокаю языком, не в силах сдержать победной улыбки.
— Смотри-ка! А совсем недавно ты меня называл националисткой…
Лукас вскидывает указательный палец вверх, зажав остальные в кулаке.
— Не-не-не. Я предполагал, — с ехидной улыбкой исправляет он меня.
Глядя на него сверху вниз, я отпускаю Селест и одну руку прикладываю к своему бедру. Хотелось бы быть выше, но все, что я могу — это вытянуть подбородок вверх, выпрямить спину и делать вид, что меня
Даже когда свора Лукаса, состоящая из двух человек, медленно приближается к нему, я все равно не отвожу глаз. Я стойко выдерживаю это испытание, если это то, что он задумал. И спустя несколько минут намеренно толкаю Лукаса плечом, чтобы пройти вперед, чтобы уйти прочь. Потому что он моргнул. Потому что он проиграл.
— Больше не появляйся на моем пути, — бросаю я ему, представляя, что он действительно оставит меня в покое.
Но нет. Блэнкеншип дал мне сделать всего пару шагов, наверное, для того, чтобы я хоть на мгновение почувствовала себя победительницей. После же передо мной встали его друзья, и Дейл, смотря на меня с сожалением, поджал губы.
— Мы не хотим тебе зла, — говорит блондин, и я коротко смеюсь, потому что это звучит уморительно.
Клянусь!
— Что. Тебе. Сказал. Алистер.
Лукас произнес это по слогам, прежде чем подхватить за локоть и вернуть в прежнее положение. Уже даже не удивляет, что он ведет себя со мной так, словно я марионетка. Даже первый учебный день удосужился испортить. У него дар. По другому сказать нельзя.
— У тебя просто талант портить мне настроение, — озвучиваю свои мысли и тычу пальцем в грудь Лукаса.
Он с места не сдвигается, никаких эмоций, черт возьми, не выдает.
— Что тебе сказал Алистер Шеридан, Ева? — вмешивается Маркус, злясь.
Пьетра с Лукасом вместе пытаются его обуздать. Они говорят ему, чтобы он замолчал и не лез в разговор. Тот закатывает глаза, поднимает голову к небу и принимается рассматривать его. Унялся, к счастью! Куда лучше, чем задавать мне вопросы.
— Пригласил меня на вечеринку, — отвечаю Лукасу, замечая, как и Маркус тоже напрягся. — Доволен? — бросаю едко и вновь собираюсь убраться, но и на этот раз Лукас удерживает меня от этого.
И теперь ему даже не нужна подмога. Он кладет руки мне на талию, сжимает ладони. Я буквально чувствую, как бьется его пульс в области запястий. Ему, вообще, не нужно было так приближаться и сбивать ко всем чертям мое дыхание. Мне это не нравится. Совсем не нравится…
— Уймись уже, — с придыханием произносит Лукас. Он ощущает то же самое, что и я. Нам обоим противна эта близость, от того и мы не слушаемся сами себя. Сердце скачет быстро-быстро, стремительно.
Ненавижу это состояние, когда кто-то на меня так влияет. Я просто помню ту ночь… В смысле, все из-за того, что Лукас, находящийся так близко ко мне, напоминает о том, что случилось тогда… И вот именно поэтому… Должно быть, именно поэтому… Господи, кого я обманываю! Но я не могу терпеть эту реакцию на него. Откуда она появилась? Почему мне хочется залепить ему пощечину и одновременно прижаться крепче, чтобы и дальше вдыхать этот приятный аромат кедра, миндаля и цитрусов. Туалетная вода Лукаса Блэнкеншипа напрочь лишает мозгов.