Говорить ли президенту?

Арчер Джеффри

Марк направился прямиком в комнату Г-211, где накануне обедал с Ликхэмом. На двери висела табличка «Обеденный зал для представителей». Здесь были только двое или трое из обслуживающего персонала.

— Извините, может быть, вы мне поможете: здесь обедают сенаторы?

— К сожалению, не знаем. Вам нужно поговорить с распорядительницей. Мы только убираем.

— А где ее найти?

— Ее здесь нет. Уже ушла. Если придете завтра, может быть, она сможет вам помочь.

— Ладно, — вздохнул Марк. — Спасибо. Но, может, вы подскажете, есть ли другой обеденный зал сената?

— Есть — большой зал в Капитолии. С-109, но вам туда не попасть.

Марк бросился к лифту

и принялся нетерпеливо ждать. Доехав до нижнего этажа, он выскочил из лифта и через вход прошел к запутанным тоннелям, которые соединяют все официальные здания на Капитолийском холме. Мимо двери с надписью «Табак» он пронесся к большому знаку «Подземный транспорт к Капитолию». Подземный транспорт, представляющий собой просто открытый поезд с сиденьями, вот-вот уходил. Марк шагнул в последний вагон и уселся напротив двух служащих сената, которые без передышки болтали о каком-то законопроекте. Весь их вид говорил о том, что к этим сферам они имеют прямое отношение.

Через несколько мгновений раздался звонок: приехали. Поезд остановился на стороне сената. Работа — не бей лежачего, подумал Марк. Этим ребятам не приходится бродить по дорогам холодного, жестокого мира. Ходят себе челноком между голосованиями и слушаниями. Цокольный этаж на этой стороне в точности повторял тот, откуда он только что прибыл: выкрашенный унылой желтой краской, с торчащими водопроводными трубами и неизменным автоматом с пепси-колой. Представители «Кока-колы», наверное, с ума сходят, что сенат предоставил их сопернику такую концессию. Марк впрыгнул на маленький эскалатор и стал ждать общественного лифта, в то время как двое мужчин довольно важного вида были препровождены в лифт с табличкой «Только для сенаторов».

Марк вышел на нижнем этаже и растерянно огляделся. Вокруг были сплошные мраморные арки и коридоры. У капитолийского полицейского он спросил, где находится обеденный зал сената.

— Идите прямо, потом поверните в первый коридор налево. Он узкий. В общем, первый проход, к которому подойдете.

Бросив через плечо «спасибо», Марк добрался до первого коридора. Прошел кухни и табличку, гласившую «Только для прессы — посторонним вход воспрещен». Прямо перед собой он увидел другую деревянную табличку, на которой большими буквами было написано: «Только для сенаторов». Открытая дверь направо вела в розового цвета прихожую, украшенную канделябром, ковром с рисунком, обставленную мебелью зеленой кожи, а над всем этим на потолке возвышалась цветастая роспись со множеством фигур. Через другую дверь взору Марка открылись белые скатерти, цветы, мир благостной трапезы. В дверях появилась женщина, по виду — распорядительница.

— Чем могу служить? — спросила она, вопросительно подняв брови.

— Я пишу диплом по теме «Деловая жизнь сенатора». — Марк вытащил бумажник и показал свою Йельскую карточку, большим пальцем прикрывая срок действия документа.

На даму это, очевидно, не произвело большого впечатления.

— Мне нужно только взглянуть на комнату. Просто, чтобы проникнуться атмосферой места.

— Видите ли, сэр, никого из сенаторов здесь сейчас нет. Как правило, в среду они никогда не задерживаются до такого времени. По четвергам они отправляются назад в родные штаты на долгий уик-энд. Единственное, что задерживает их здесь на этой неделе, — законопроект о владении оружием.

Марку удалось незаметно продвинуться к середине комнаты. Со стола прибирала официантка. Она улыбнулась ему.

— Сенаторы расписываются за еду? Или платят наличными?

— Почти все расписываются, а потом в конце месяца платят.

— Как вы за этим следите?

— Очень просто. Мы

ведем ежедневный отчет. — Она показала на большую книгу с надписью «Счета». Марк знал, что в тот день на обеде присутствовали двадцать три сенатора — так ему сказали их секретари. Что, если так поступил и какой-нибудь другой сенатор, не удосужившийся поставить об этом в известность своего секретаря? Ответ был почти у него в руках.

— Можно взглянуть, как проходит самый обычный день сенатора? Просто интересно, — сказал он, невинно улыбаясь.

— Не знаю, можно ли вам это показывать.

— Ну хоть одним глазком. Когда буду писать диплом, я хочу, чтобы люди думали, что я действительно знаю, о чем пишу, что видел это собственными глазами. До сих пор мне оказывали полное содействие.

Он умоляюще посмотрел на женщину.

— Ладно, — неохотно согласилась она. — Но, пожалуйста, побыстрее.

— Спасибо. Давайте возьмем какое-нибудь прошедшее число, скажем, 24 февраля.

Открыв книгу, она пролистала ее до 24 февраля.

— Четверг, — сказала она. Стивенсон, Нанн, Мойнихан, Хайнц, имена вызванивали одно за другим. Доул, Хатфилд, Бэрд. Значит, в тот день Бэрд обедал в сенате. Он продолжал читать. Темплмен, Брукс — и Брукс тоже. Дальше. Барнз, Рейнольдс, Торнтон. Значит, утром он делал заявление без всякой задней мысли. Распорядительница закрыла книгу. Ни Харрисона, ни Декстера.

— Как видите, ничего особенного, — сказала она.

— Да, — кивнул Марк. Поблагодарив женщину, он быстро вышел.

На улице он остановил такси. Один из преследовавших его мужчин последовал его примеру. Двое других пошли к своей машине.

Через несколько минут, остановившись у здания Бюро, Марк заплатил шоферу, предъявил на входе удостоверение и на лифте поднялся на седьмой этаж. Миссис Макгрегор улыбнулась ему. Должно быть, у директора никого нет, подумал Марк. Он постучал и вошел.

— Итак, Марк?

— Брукса, Бэрда и Торнтона можно исключить, сэр.

— Первые двое меня не удивляют, — сказал директор. — Их участие в этом всегда казалось абсурдом, но вот Торнтон внушал мне серьезные опасения. Кстати, как вам удалось исключить этих троих?

Марк рассказал о блестящей идее проникнуть в обеденный зал сената и подумал, что еще он упустил из виду.

— До этого можно было додуматься три дня назад, не так ли, Марк?

— Да, сэр.

— Да и я хорош, — сказал директор. — Значит, остаются Декстер и Харрисон. Вам, наверное, будет интересно, что оба они, как и почти все сенаторы, намерены завтра быть в Вашингтоне, и оба собираются присутствовать на церемонии у Капитолия. Поразительно, — задумчиво сказал он, — даже люди такого уровня хотят наблюдать, как совершится задуманное ими преступление. Давайте еще раз пройдемся по нашему плану, Эндрюс. Президент покидает южный выход Белого дома в 10.00, если я не остановлю ее, значит, у нас остается в запасе 17 часов и одна последняя надежда. Парни из «Дактилоскопии» отобрали банкноту с отпечатками пальцев миссис Казефикис. Двадцать вторая по счету — можно считать, что нам повезло: с остающимися шестью банкнотами на руках надежды успеть сделать что-то до 10 утра завтра не было бы никакой. На банкноте обнаружены еще несколько отпечатков — они будут работать с ними всю ночь. Я надеюсь быть дома к полуночи. Если до этого что-нибудь обнаружите, звоните. Завтра в 8.15 вы должны быть у меня в кабинете. Сейчас сделать вы практически ничего не можете. Но волноваться не нужно: к операции я подключил еще двадцать агентов, хотя никто из них не знает подробностей дела. И впустить президента в опасную зону я могу лишь в том случае, если мы накроем этих мерзавцев.