Говорящая с Нами

Ерова Мария Александровна

О его тайне узнали на третьи сутки после казни Нииола. Люди племени ворвались в его жилище поздней ночью, скрутив по рукам и ногам. Вождь лично присутствовал при этом, обсыпав несчастного всё той же сушёной травой, что и его Учителя, и Нуто мог бы поклясться, что боль, причиняемую этим страшным растением, невозможно стерпеть — тело болело как от свежих ожогов.

Когда его, связанного, куда-то поволокли, он почти не сопротивлялся, зная, что бесполезно. И ему предстояло вынести другую боль, более страшную,

если вождь решит казнить его так же, как и Учителя. И Нуто про себя молился всем духам-покровителям и духам-предкам, что, должно быть, так молчаливо взирали на него с Верхнего Мира, и ничего, абсолютно ничего не предпринимали.

Нуто связали, а на голову одели мешок, и как бы он не пытался сопротивляться, ему не удавалось выбраться. И тогда он приготовился к худшему.

Потом его куда-то волокли, молча, не объясняя и не отвечая на вопросы, и в конце концов швырнули на землю — грубо, как неодушевлённый предмет, не способный испытывать физической боли. Ведь в тот момент, когда он показал свою истинную звериную сущность, для соплеменников он перестал быть человеком.

– Он твой. — Услышав голос вождя, Нуто насторожился. — В обмен на Волчий аконит и золото, как мы договаривались.

– Благодарю тебя. — Голос второго собеседника был парню незнаком, но весьма приправлен чужестранным акцентом. — Всё здесь. Как договаривались.

Пауза.

– Надеюсь, ты не заставишь меня пожалеть об этом, Алонзо. Забирай нагваля, и пусть духи сберегут тебя от этого дьявола, раз уж ты сам ввязался в эту игру…

Нуто мало что понял из этого разговора, кроме того, что получил ещё один шанс на жизнь.

Вскоре сделалось очень тихо. Шаги соплеменников смолкли в ночной тишине, и кто-то очень аккуратно начал стаскивать мешок с его головы и распутывать руки.

– Ну, здравствуй. — Заговорил мужчина, едва взгляды их встретились — европейца средних лет и мальчика-индейца, не казавшегося напуганным, скорее, обречённым. — Не бойся меня, я пришёл, чтобы помочь тебе. Ты мне веришь?

***

Свет и тьма сошлись в душе Нуто, смотрящего на закат далёкой чужой страны, тонувший за частыми стволами высоких деревьев. Здесь всё было не так, в мире белых людей и их мягкого кошачьего языка, что юноша выучил буквально за полгода, но упрямо отказывался использовать его. Лишь когда того требовала ситуация, Нуто порывисто и протестующе произносил вслух то, что от него требовалось, и чаще молчал, переполненный гневом и злостью на весь мир, сделавший его изгоем.

Нет, конечно же изгоем его сделал не мир в целом, а его родное племя, обитавшее далеко в Центральной Мексике, и оставленное глубоко в прошлом, но, увы, по сей день не забытое потрясающей памятью молого

индейца. И он изо дня в день перебирал, как камушки в воде, события прошлого, приведшие его на этот европейский континент, отделённый от его родного мира огромным Атлантическим океаном.

За несколько кочевых лет юный индеец привык и к своему попечителю, ставшему новым учителем, и даже почти смиренно отзывался на данное им имя «Лаззаро», хотя то и дело повторял про себя «я — Нуто».

Но, по сути, он был рабом, потому как был куплен за золото, и понимал: этот человек не просто так, из добрых побуждений, взял его с собой.

Всё дело было в его странных способностях, из-за которых, собственно он и стал изгоем.

Нагваль.

…Алонзо был образованным, добродушным человеком. Он вечно таскал с собой скарб каких-то книг, которые не мог прочесть без очков, и странные фолианты, свёрнутые в хрупкие бумажные трубки, и хранил всё это очень бережно, не позволяя Нуто даже прикасаться к ним.

До определённого времени.

Едва они начали понимать друг друга (Нуто весьма успешно учил язык), Алонзо принялся посвящать его в суть своей основной деятельности. Он оказался учёным, но не простым. Сутью его работы являлось изучение различных существ, относящихся к разряду мистических. В частности, он изучал оборотней, и ему необходимо было выяснить, можно ли остановить процесс обращения человека в животное с помощью медикаментов.

Оказалось, можно.

О Нуто Алонзо знал всё — вернее, об оборотне, которым он являлся. О его природе, повадках, привычках и о полнолунии, что взывало в нём эту жажду — убивать, пить кровь, разрывать плоть.

Но Алонзо не боялся. Нуто считал его сумасшедшим, и, хотя и не собирался сознательно причинять ему вред, всё же был для него опасен. Особенно в дни полнолуния.

Кузов их повозки, в которой они перемещались по миру, был сделан из железа. Крепкие цепи с литыми наручниками были уже внутри, когда Нуто впервые заглянул внутрь — он был не первым нагвалем, с которым Алонзо пришлось иметь дело в своей жизни. Но что стало с другими, спросить юноша не рискнул.

Однажды учёный ввёл Нуто в кровь какое-то вещество, после которого тот едва не вознёсся в Верхний мир. Дело было как раз накануне полнолуния — Нуто скрутило от мощной всепоглощающей боли, его рвало и крутило, выворачивая наизнанку и, кажется, навсегда убило в нём зверя, потому что тяги к крови больше не возникало. Тогда он думал так, и человек внутри него даже порадовался этому.

Лаззаро выжил, и Алонзо был тому несказанно рад, делая свои бесконечные записи в блокноте, посвящённому его «болезни».