Говорящий от имени мёртвых
Шрифт:
– Ты приглашаешь меня сюда к реке. Никто из вашей семьи не разговаривает со мной, затем я получаю записку от тебя. Скрасить мое одиночество? Сказать, чтобы не щадил никого?
– Нет, - с горечью сказала она.– Я не предполагала, что так получится.
– Неужели ты думаешь, что я смог бы стать Говорящим, не уважая людей?
Окончательно расстроившись, она дала полную волю словам: - Я хочу, чтобы вторгались во все ее файлы! Я хочу, чтобы вы опубликовали каждый ее секрет по всей вселенной!– На ее глаза навернулись слезы.
– Я понимаю. От тебя
– Сколько я ее уговаривала! Просила!
– У меня нет привычки заставлять плакать людей, Эла, - мягко сказал он. В его голосе чувствовалась забота. Это было подобно легкому рукопожатию в поддержку.– Скажи мне правду, почему ты плачешь?
– Я ужасная дочь...
– Да, ты неблагодарная ужасная дочь, - заговорил он с легкой иронией.– Все эти годы хаоса и заброшенности ты боролась за единство семьи, одна, без всякой поддержки со стороны матери. Когда ты пошла по ее стопам и выбрала ту же профессию, она не захотела поделиться с тобой важной информацией. Ты заслужила любовь и доверие, она же платила тебе бесконечной руганью и запретами дома и на работе. Затем ты находишь человека и жалуешься ему, как тебе все надоело. Да, ты - самая страшная личность, которую мне довелось встречать.
Она вдруг почувствовала, что смеется над собственным приговором.
– Не опекайте меня.– Она старалась придать своему голосу как можно больше презрения.
Он заметил это. Его глаза сделались далекими и холодными.– Не нужно плевать в друзей.
Она не хотела его отчужденности. Но она не могла остановиться, ее тон становился все злее и надменнее.
– Вы не мой друг.
На мгновение она испугалась, что он поверит ей. Но на его лице появилась улыбка.
– Не всегда распознаешь друга с первого взгляда.
Да, я распознаю, думала она. Я уже знала одного. Она улыбнулась в ответ.
– Эла, а ты хороший зенобиолог?– спросил он.
– Да.
– Тебе восемнадцать лет. Экзаменационную квалификационную комиссию можно было пройти в шестнадцать. Почему ты не сдаешь экзамены?
– Мне не разрешает мать. Она говорит, что я еще не готова.
– После шестнадцати лет можно сдавать экзамены без родительского согласия.
– Ученик должен получить разрешение своего наставника.
– Но тебе уже восемнадцать, тебе не нужно этого разрешения.
– Она до сих пор остается зенобиологом Луситании. Это ее лаборатория. Если я сдам экзамены, она не впустит меня в свою лабораторию до самой своей смерти.
– Она грозила этим тебе?
– Она дала понять, что я все равно не сдам экзамены.
– Потому что перестав быть учеником, и, если она признает тебя как коллегу и приемника, ты получишь полный доступ...
– Ко всем ее рабочим файлам. Ко всем защищенным файлам.
– Таким образом она задерживает начало карьеры собственной дочери, ставит ей пожизненное клеймо не готовности к экзаменам, и все ради сохранения тайны этих файлов.
– Да.
– Почему?
– Она помешалась.
– Нет, какой бы не была Новинха, она не сумасшедшая.
– Она жадина, сеньор
Он рассмеялся и лег на траву.
– Скажи, какая же она жадина?
– Могу дать целый список. Первое, она не разрешает мне изучать десколаду. Тридцать четыре года назад десколада едва не привела к гибели всей колонии. Моим прародителям, Ос Венерадос, едва удалось остановить десколаду. По-видимому, возбудители болезни, тельца десколады, до сих пор присутствуют - мы постоянно принимаем средство типа экстравитамина, оно сдерживает болезнь от вспышек и распространения. Они предупреждали вас об этом? Попав однажды в нашу систему, вам придется принимать эти добавки всю оставшуюся жизнь, даже если вы уедете от сюда.
– Да, я знаю.
– Она вообще не разрешает мне изучать тельца десколады. Эта информация спрятана в ряде ее файлов. Она скрыла все, что обнаружили Густо и Гайда о тельцах десколады. Ничего не доступно.
Глаза Говорящего сузились.
– Так, есть одна треть жадины. Что дальше?
– Это больше одной трети. Каковы бы не были тельца десколады, они адаптировались и стали человеческими паразитами уже через десять лет. Всего через десять лет! Если они адаптировались однажды, то все может повториться.
– Может, она так не считает.
– Может мне следует позволить иметь собственное мнение по этому поводу?
Он положил руку ей на колено, стараясь успокоить.
– Я согласен с тобой. Продолжай. В чем вторая треть ее жадности.
– Она не позволяет мне ни одного теоретического исследования. Говорит "нет" моим аналитическим разработкам, созданию эволюционных моделей. Если я пытаюсь создать что-то, она говорит что у меня нет достаточных знаний и опыта. Она давит на меня своим авторитетом, наверное ожидая, что я сломаюсь.
– Ты не сломаешься, уверяю тебя.
– Для чего же тогда зенобиология? О, конечно, прекрасно, что ей удалось вывести картофель с максимально полезными свойствами. Прелестно, что ей удалось получить хлеб из амаранта, который позволяет обеспечить всю колонию питательным протеином, занимая всего десять акров почвы. Но это все за счет молекулярного моделирования.
– Это естественный отбор.
– Но мы ничего не знаем. Это подобно плаванию по поверхности океана. Вам приятно, вы можете плыть в любую сторону, но вы не знаете, какие акулы вас подстерегают.
– А третья часть?
– Она не желает обмениваться информацией с зенадорами. Фактически ничем. Это действительно сумасбродство. Мы не имеем права выходить за ограду. Это значит, мы не имеем даже одного местного дерева, хотя изучаем их. Мы практически ничего не знаем о флоре и фауне, за исключением жалких остатков внутри заграждения. Одно стадо кабр и куст травы капума, а экология по ту сторону реки в корне отлична, и так во всем. Никакой информации о видах животных в лесах, вообще никакого обмена знаниями. Мы ничего им не рассказываем, а если они что-либо нам посылают, все файлы стираются еще до прочтения. Такое ощущение, что нас окружает огромная стена и ничего не пропускает. Ничего не поступает к нам, ничто не выходит от нас.