ГП и благословение Ангела
Шрифт:
Став под душ, блондин обнаружил, что по-прежнему думает о Поттере. Драко раньше никогда никого не представлял, когда ласкал себя, но теперь, кажется, ему не удастся выбросить Гарри из головы. Да и собственно зачем? Если они собираются попробовать вступить в отношения во всех смыслах этого слова, то не стоит отталкивать фантазии о Поттере во время мастурбации.
Сегодня Драко чувствовал себя как-то по-особенному. Взяв в руку свой, сделавшийся горячим член, Малфой начал совершать привычные движения. Чем большее напряжение он чувствовал, тем четче перед глазами проявлялся образ Гарри. Ощущения были гораздо острее и приятнее, чем обычно. Прежде чем Драко успел что-либо
Тут в голову пришла мысль, от которой бледные щеки Малфоя покрылись яркими розовыми пятнами. «А что, если бы мы с Гарри…». Но тут же подлая память извлекла из сознания картины, которых Драко старательно избегал. Жесткий взгляд зеленых глаз и железная хватка, которой Поттер намертво пригвоздил еще пытающегося трепыхаться, как бабочка, пойманная с сачок, Драко к несвежему белью мотеля. «Ах ты, проклятый гаденыш! Ты еще и брыкаться решил?! Скоро ты вообще пожалеешь, что родился на свет! Сейчас ты мне за все ответишь! Слышишь, тварь?!
– в исступлении кричал Поттер, наваливаясь на Драко всем телом.
– Ты мне за все ответишь!!!»
Малфой похлопал себя по щекам, чтобы выбраться из воспоминаний, которые он безумно хотел вообще стереть из своей жизни. Словно этот кошмар никогда не происходил с ним наяву. Но прошлое давало о себе знать в самые неподходящие моменты, прорываясь через старательно выстраиваемый Драко щит и заставляя его снова испытывать страх. Отвратительный, животный, не поддающийся контролю разума страх. И сколько бы Малфой ни убеждал сам себя, что теперь ему нечего опасаться и Гарри никогда не причинит ему вреда, блондин был почти уверен, что, когда дело дойдет до практики, он забьется в истерике прежде, чем Гарри успеет до него хоть пальцем дотронуться. Самое страшное, что тем самым он, Драко, сделает больно любимому человеку, который чуть жизнь свою не загубил, искренне мучаясь от вины за содеянное. Малфой понимал, что рано или поздно ему все равно придется поговорить об этом с Гарри. Рассказать о том, что его до тошноты пугают чужие прикосновения, и о том, что тогда был его первый раз…
Мысль об этом была особенно тяжела. Драко даже не знал, как ему найти в себе силы для того, чтобы признаться, что он был девственником в ту ночь… Блондин считал это обстоятельство настолько унизительным, что уже заранее сгорал от стыда. Драко знал, какие слухи ходили о нем в Хогвартсе, но никогда не пытался их пресечь. Напротив, автором многих сплетен был сам блондин, которому льстил тот факт, что все считают Слизеринского принца очень опытным и сексуальным. Драко очень боялся, что рано или поздно выяснится правда о нем как о человеке, который еще ни разу не занимался сексом. Малфою казалось, что это делает его каким-то ненормальным, неполноценным, а теперь Драко должен был признаться Гарри, что все разговоры о небывалой опытности и умелости Малфоя как любовника были ложью, желаемым, выдаваемым за действительное.
Теперь Драко понимал, какую яму вырыл себе сам: ведь с одной стороны, он должен продемонстрировать опыт и умение, а с другой - он до жути боится предстоящих интимных отношений. Возможно, он так и не сумеет преодолеть свои страхи и Гарри в один прекрасный день все осточертеет и он, махнув рукой на все его заморочки, найдет себе нормального партнера вместо того, чтобы возиться с Драко и его фобиями.
Малфой неожиданно понял, чего боится больше всего, почему не торопится переводить свои
– Папа, я уже проснулась!
– прокричала Эйнджел из соседней комнаты, прерывая внутренние мучения парня.
– Да, солнышко, я уже иду, - ответил блондин, взяв себя в руки.
* * *
Сидя рядом с Гарри, Драко все еще обдумывал свои утренние переживая, поэтому не сразу вник в суть заданного вопроса.
– Что? Живопись?
– наконец, вернулся в реальность Малфой.
– Да, мне очень нравится маггловская живопись.
– Но ведь эти картины неподвижны и по сравнению с магическими какие-то… безжизненные что ли, - сказал Гарри.
– Они вовсе не безжизненны, - возразил Драко.
– Наоборот, в их статичности и кроется вся прелесть. На волшебных картинах невозможно сконцентрироваться, движение отвлекает от восприятия, а маггловские художники дают возможность зрителю самим заставить полотно ожить.
– Как можно заставить ожить неподвижную картину?
– не понял Гарри.
– С помощью воображения, - ответил Малфой.
– Кстати, а почему ты об этом спрашиваешь?
– Ну, я подумал, что может нам стоит сходить на какую-нибудь выставку или в музей? Я сам в искусстве почти не разбираюсь, но мне показалось, что тебе это интересно.
Драко был очень приятно удивлен тем, что Гарри так серьезно воспринял его вкусы. Честно говоря, он не ожидал подобного приглашения. Нет, он не находил Гарри примитивной личностью, не способной к эстетическому восприятию прекрасного, но все-таки Малфой привык считать свои увлечения чем-то вроде пережитков аристократического воспитания, которые в повседневной жизни не очень-то и нужны.
– Да, я бы с удовольствием, - быстро ответил Малфой.
– Мне уже так давно хочется сходить в галерею Тейт, но все нет времени да и компании подходящей… Раньше мы часто ходили туда вместе с Эмили… Дэн еще все время удивлялся, как мы можем там пропадать целый день. Его больше чем на пару часов не хватало. А потом появилась Эйнджел и времени на это совсем не осталось… А теперь у Эмили свой ребенок и ей уж точно не до меня.
– А разве у тебя нет друзей из колледжа, которые разделяют твои вкусы?
– Я всегда был слишком занят, поэтому друзей там не приобрел, - пояснил Драко.
На самом деле он не собирался объяснять Гарри, что был среди сверстников белой вороной. Кто захочет общаться с измотанным, вечно куда-то спешащим парнем, который имел малолетнего ребенка и даже слышать не хотел о тусовках и прочих развлечениях. А уж какие только слухи о нем не ходили после истории с Кейт! Хотя нужно отдать девушке должное, она ничего никому не растрепала о его странном поведении, но их разрыв дал однокурсникам возможность лишний раз посплетничать о том, почему такой красавчик избегает всяческих отношений.
Эйнджел, крутившаяся неподалеку, пользуясь тем, что ее родители были слишком заняты беседой, стащила из вазы очередную конфету.
– А ей можно столько сладкого?
– спросил Гарри, указывая на девочку, которая уже развернула фантик.
– Я ей даю не больше двух конфет в день после обеда, иначе у нее появляется сыпь на ладонях. Эйнджел, сколько ты успела сегодня съесть?
– Несколько, - уклончиво ответила малышка.
– Я точно не считал, но, по-моему, она уже съела штук десять, - предупредил Гарри.