Граф Брюс
Шрифт:
Если только… Нет! Нет-нет-нет-нет-нет-нет! Не может быть! Пожалуйста, мне вот только этого для полного набора бедствий не хватало! Неужто дуреха в меня втюрилась?
— А ты не очень хочешь? — как можно дипломатичнее уточнил я.
— Дело не в этом. Кандидат довольно приличный, всего на несколько лет старше меня, и не так уж страшен на вид, — отмахнулась Настя, убирая из глаз пламя. — Дело в другом. В качестве приданного в семью мужа отдают и мой инвестиционный фонд. Он мне от покойной маменьки достался, и я как раз в шестнадцать получила над ним контроль.
— Хм-м! —
— Конечно, он так и останется моим — на бумаге, — продолжила девушка. Надо сказать, довольно спокойно. Я уже говорил, что она весьма себе на уме девица? — Но фактически управление окажется в руках семьи мужа. Мне, в лучшем случае, позволят его использовать для покупок шляпок и туфелек.
— Ну да…
— И это полностью ставит крест на всех моих планах! — эмоции, наконец, прорвались в голос Строевой. — Я собиралась увеличить инвестиционный портфель, когда мне исполнится восемнадцать, и я получу доступ к биржевым инструментам. Хотела открыть свое дело!
Столько боли в ее голосе было, столько разочарования, что я буквально видел разбивающиеся девичьи мечты. Даже жаль ее стало. Но не настолько, чтобы втягиваться в полноценный разговор. В конце концов, сколько по всему этому миру живет таких вот Настенек, которых отдают за нелюбимого. А у меня своих хватает. У которых проблемы посерьезнее.
— Паршиво…
— Да уж…
Мы некоторое время помолчали. Я все еще пытался найти причину, по которой она вообще ведет со мной этот странный разговор, но так ничего толкового и не мог придумать. По всему выходило, что она решила просто выговориться. Малознакомый сверстник, отсутствие общих кругов, достаточно воспитан, чтобы не поднять на смех и не растрепать рассказанное ее подругам. Вполне себе причина. Люди зачастую со случайными попутчиками более откровенны, чем с теми, с кем живут годами бок о бок.
— Я чем-то могу помочь?
В подобном разговоре эта фраза обязательно рано или поздно всплыла бы. Просто как дежурная. Правильный ответ на нее, если что: «Сама справлюсь». Но Настасью Филипповну, видимо, учили по другим шаблонам.
— Вообще-то можешь, — пронзительные голубые глаза девушки сверкнули. — Сделай меня своим вассалом!
Хорошо, что я уже допил кисель и поставил стакан на стол. А лицо удалось удержать. Хотя одну слабость я все же проявил.
— Вассалом? — бестолково протянул я.
И сразу же, поборов растерянность, погрузился мыслями в архив, выискивая нужную мне информацию.
— Ну да! — не получив сразу же «нет», Настя оживилась и сразу же начала засыпать меня доводами. — Если я буду вассалом дворянина, отец не сможет отдать меня замуж без твоего согласия. Я смогу остаться свободной и сама смогу распоряжаться своими средствами.
Это… действительно было так. Представитель моего сословия мог взять под свое крыло как другого дворянина, так и простолюдина вроде Строевой. Это накладывало определенные обязательства, такие как защита и обеспечение, но давало и права. Довольно серьезные, на самом деле. Вплоть до приказа пожертвовать собственной жизнью, чтобы спасти мою.
То есть я в самом деле могу спасти ее от ненавистного
— Настя, прости за прямоту, но мне это зачем? Опустим пока тот факт, что я не глава, чтобы принимать такие решения.
Девушка улыбнулась.
— Поверь, это выгодно нам обоим! Я получаю защиту аристо, а ты — деньги моего инвестиционного фонда. Просто чтобы ты понимал, сейчас там один миллион триста шестьдесят восемь тысяч рублей. Что до последнего, то ты вполне имеешь право на личный вассалитет. Мне так даже выгоднее, чем под твоего деда идти. Я изучила вопрос.
Я открыл рот… и закрыл его.
— Роман, я знаю, что твой род испытывает серьезные финансовые затруднения, — продолжила она тем временем излагать свой план. — Я изучила в открытых источниках состояние дел Брюсов и должна сказать, что ситуация близка к банкротству. Конечно, если жить впроголодь и экономить каждую копейку, эту агонию можно растянуть еще на десятки лет. Но даже с таким подходом со временем придется распродавать активы, вроде антикварной мебели, посуды, картин и что еще там у вас по закромам лежит. В то время как мое предложение…
— Стоп! — оборвал я одноклассницу. — Почему ты вообще ко мне с этим предложением подошла? Раз ты так хорошо осведомлена о том, как я живу, то должна и понимать, что род у меня, мягко говоря, не самый влиятельный. Если его вообще еще можно назвать родом — в составе только я да старикан на восьмом десятке. На какую защиту ты вообще можешь рассчитывать?
Сообщать ей о том, что деда похитили и я фактически остался один, было преждевременно.
— Поэтому и подошла! — дернула плечиком Строева. — Тебя, как и меня, обстоятельства загнали в угол. Так почему бы нам не объединиться?
— Серьезно? — а я-то, дурак, думал, что речь пойдет о любовных материях! — Настя, а про своего отца ты подумала? Он ведь купец, верно? И весьма успешный. А раз так, то и он присягнул кому-то из дворян. Подняться высоко без помощи аристократии невозможно, ты девочка умная и сама это прекрасно понимаешь. И ты всерьез рассчитываешь, что когда выдашь своему папеньке нежелание выходить замуж, поскольку стала вассалом графа Брюса, он это проглотит? Я тебя уверяю, первым делом он натравит на меня своего патрона! И что мне, одному против них воевать? За твою свободу?
— Дерябины! — фыркнула девушка. — Дворянское достоинство получили два поколения назад, в результате того, что в семье родился одаренный. Слабенькие маги воды, выше ранга Воина так никто и не поднялся. Спеси у них, конечно, прилично, но и здравого смысла хватает. Отец под ним ходит только номинально. В дела рода не посвящен, лишь платит раз в год оговоренную сумму за защиту.
— Это ты так меня заверяешь, что проблем с ними не будет?
— Да не полезут они на Брюсов! — горячо воскликнула одноклассница. — У тебя дед Гранд, да и ты сам в шестнадцать Подмастерье. Уверена, уже к выпуску из школы Воина возьмешь, а Академию или куда ты потом пойдешь учиться, Мастером закончишь. Не их уровень! И не стоят за Дерябиными настолько сильные кланы, чтобы за купеческую дочь войну развязывать. Даже я это понимаю, а уж мой отец — тем более!