Граф из Техаса
Шрифт:
— Доброе утро, мисс Эсмеральда.
Старая женщина с охапкой чистых, аккуратно сложенных простыней, которые будут определены только ей известно куда, прекратила бубнить себе под нос, выпрямила свое согнутое тело, насколько оно могло выпрямиться, и изогнула шею. Прищурившись, она посмотрела на Прескотта. Но вместо того, чтобы отбросить в сторону простыни, закричать, что ее насилуют и упасть в обморок, как это случилось при их первой встрече, на этот раз она сделала просто удивительную вещь. Как ни трудно было в это поверить, но она улыбнулась Прескотту.
— Доброе
— Просто Прескотт. Я уже больше не лорд, мисс Эсмеральда.
— Эсмеральда? — сказала Люсинда. — О, пожалуйста, Эсмеральда, вы моя последняя надежда. Вы должны помочь мне.
Старуха перевела взгляд своих прищуренных глаз на большой сверток, который нес на плече Прескотт.
— Кто это?
— Это? — сказал Прескотт, поудобнее устроив на своем плече Люсинду. — О, это никто, мисс Эсмеральда. Не обращайте на это внимание.
— Это? — сказала Люсинда. — Как смеешь ты называть меня «это»!?
Смех Эсмеральды раздался по всему просторному коридору с высокими потолками.
— Относитесь к ней по-доброму, милорд. Она хорошая девушка, поверьте мне.
— Да, мэм.
— И не вздумайте насиловать ее.
— Нет, мэм, я не стану этого делать.
— Хорошо, хорошо. Вы будете завтракать в столовой, как обычно?
Прескотт усмехнулся и покачал головой.
— Нет, сегодня утром нет. Видите ли, я уезжаю.
— О, да. Тогда желаю вам благополучного путешествия.
— Спасибо. До свидания, мэм. Приятно было познакомиться с вами.
Эсмеральда улыбнулась еще один раз, затем ее тело вновь приняло свое обычное согнутое положение, и она зашаркала ногами по холлу, бубня себе под нос какую-то бессмыслицу.
— Хорошая старуха, — сказал он, спустившись с лестницы и направляясь к центральному выходу, — когда она в своем уме.
— Чего я в настоящий момент не могу сказать о тебе, — ответила Люсинда. — У тебя так просто ничего не получится, знаешь ли. Кто-нибудь обязательно остановит тебя.
— Хочешь пари, дорогая?
— С чем? Ты же знаешь, что у меня нет и фартинга [14] за душой.
14
Фартинг — 1/4 пенни.
— Черт, если ты беспокоишься только о деньгах, то я буду счастлив одолжить тебе немного.
— Я не взяла бы и двух пенсов от тебя, Прескотт Трефаро.
— А вот это я очень рад слышать. Жена, которая не собирается выжимать из своего мужа все деньги до последней монеты, — великое благо. Экономность, по-моему, это очень хорошая черта.
— Я не экономная, и уж конечно я не твоя жена.
— Пока нет.
— И не стану ей никогда!
Прескотт засмеялся.
— Хочешь держать пари, дорогая?
В ответ Люсинда могла только простонать от негодования.
Люсинда почувствовала, как подогнулись ее колени и рухнула бы от волнения на пол, опозорив себя перед всеми, но рука Прескотта крепко удержала ее за талию. Боже всевышний, помоги ей. После долгих дней, когда
— Властью, дарованной мне Всевышним, — сказал священник американского посольства, — я объявляю вас мужем и женой. Вы, сэр, теперь можете поцеловать свою невесту.
Прескотт широко улыбнулся и, не обращая внимания на трех смотрящих на них во все глаза, хихикающих маленьких девочек, повернул Люсинду к себе лицом и крепко поцеловал ее.
— Знаешь ли, это просто нелепо, — тихо сказала Люсинда через несколько мгновений, когда их губы наконец разомкнулись. Осмотревшись вокруг, она увидела, что священник незаметно вышел из маленького святилища, находившегося рядом с посольством, оставив ее и Прескотта наедине с девочками.
— Что? То, что мы поженились?
— Да.
— Это вовсе не кажется мне нелепым, дорогая. Мы все делаем правильно.
— Я надеюсь только, что ты никогда не пожалеешь об этом.
— Единственное, чего я не смог бы простить себе всю свою оставшуюся жизнь, — это если бы оставил тебя в Англии, не взяв с собой. С нами, — добавил он, искоса взглянув на трех маленьких девочек, стоящих неподалеку. — Мы принадлежим друг другу. Все мы. Разве ты этого до сих пор не поняла?
Она пристально посмотрела в его зеленые глаза, ожидая заметить там разочарование или насмешку, но почувствовала величайшее облегчение, увидев в глубине их только искреннюю любовь. Если она и сомневалась еще в том, что он любит ее, его взгляд навсегда рассеял все сомнения. Она до конца доверилась ему, и в ее душе уже больше не было ни страха, ни сожалений.
— Теперь, когда мы стали мужем и женой, — начала она, — я думаю, что мне надо кое-что тебе сказать.
— Только не говори мне, что ты не любишь коров!
— Что?
— Коров. Больших созданий, которые мычат «му-му» и дают молоко.
— Нет! Я к ним не испытываю никакой неприязни.
— Хорошо, потому что любовь к коровам — это одно из качеств, которое я ожидаю от своей жены. Они — мое дело, мое средство к существованию. Без коров мы, техасские Трефаро…
— Клянусь Богом, Прескотт, то, что я хотела сказать, не имеет ни малейшего отношения к домашнему скоту, — нетерпеливо прервала она его. — Я хотела поговорить с тобой вовсе не о коровах, или овцах или кого там еще ты собираешься разводить на этом своем ранчо.
— Лошадей. Мы также разводим лошадей.
— Хорошо, лошадей.
— Несколько свиней время от времени мы тоже откармливаем, но только не овец.
— А как же Принцесса? — спросила Александра. — Ведь она овечка.
— Принцесса, конечно, — сказал Прескотт. — Но она особенная.
Удовлетворенная его ответом, Александра взобралась на церковную скамью, чтобы получше видеть и слышать сцену, разыгравшуюся между ее родителями.
— Я могу продолжать? — спросила Люсинда.
— Я весь превратился в слух, — сказал он с усмешкой.