Граф Лазарев. Том II
Шрифт:
Мы уселись рядом с ними. Скамья была словно специально сделана так, чтобы доставить максимальный дискомфорт. Слишком жесткая, слишком узкая, слишком низкая — все в ней было слишком. Ну и стояла она не в том месте, где мне хотелось бы. Я бы предпочел скамью где-нибудь на берегу океана, овеваемую легким ветерком и вкопанную в песок, и никаких судей и стражников рядом. В этом случае она могла бы быть даже с гвоздями.
Задница тут же заявила, что ей неудобно и вообще подобное обращение недостойно благородного дворянина, но я отклонил ее протест.
Еще несколько вервольфов стояли по периметру зала. Похоже, охранники. Больше никого не было.
Как только мы уселись, воцарилась тишина. Судья откашлялся, встал и стукнул молотком. Никаких «суд идет», никаких официальных речей, заседание открыла простая фраза: «Начинаем». В лесу не слишком-то уважали официоз.
— Подданные Российской Империи, люди Виктор Лазарев, Федор Кузнецов и Григорий Монин и вервольф-ренегатка Анна Блэйд обвиняются в преступлении, совершенном на нашей земле, — зачитал судья по бумажке, близоруко щурясь. — В преступном сговоре они попытались отравить Йогара Блэйда, главу клана, что чуть было не стоило ему жизни. Более того, они посмели сделать это в Праздник Плодородия, священный день для всех нас.
По немногочисленным рядам собравшихся прошел возмущенный гул. Похоже, подобное святотатство возмущало их чуть ли не больше, чем сам факт отравления
— Сразу же после покушения у Федора Кузнецова обнаружили пустой флакон с ядом, — продолжал судья. — На основании этого клан выдвигает обвинение против подданных Империи и требует приговорить их к смерти. Есть желающие поддержать обвинение?
— Есть, — тут же с мерзкой улыбочкой поднялся Койр и прошел за трибуну обвинителя. Кто бы сомневался.
— А адвокат у нас будет? Что-то я его не вижу, — запоздало шепнул я Анне.
Та удивленно выгнула бровь.
— Разумеется, нет. Наш народ привык сам защищать себя и в бою, и в споре. Если вервольф на это не способен, зачем вообще матери-земле его носить? Но каждый из присутствующих волен сказать слово в нашу защиту. Как и в обвинение, что Койр только что сделал.
— Кто-то желает выступить в защиту? — подтвердил правоту ее слов судья.
Август, кряхтя, поднялся с кресла. Ободряюще нам кивнул и прошел за противоположную трибуну. Ну хоть кто-то здесь за нас.
— Прекрасно, — судья кивнул. — Итак, обвинителем выступает Койр Йордамор, защитником — Август Зохом.
— А кто у нас истец? — шепнул я Анне, за что заработал неодобрительный взгляд судьи.
— Тебе же сказали — клан. Мы же не за хвост кого-то подергали, нас обвиняют в преступлении против всего леса.
— Не разговаривать на скамье подсудимых, — осадил нас судья, выискивая на столе очередной листок. — Приступаем к вызову свидетелей.
— И нас даже не спросят, признаем ли мы обвинение? — снова удивился я.
— Зачем? — в свою очередь удивилась Анна. — Какой же дурак такое признает?
Да, действительно.
— Тихо! — рявкнул судья, явно теряя терпение. — Подсудимые, молчать.
Я покорно
— Пригласите свидетеля Йомунда.
Отворилась дверь, и в зал вошел молодой вервольф. Поспешно прошел за кафедру и быстро оглядел собравшихся. Вид у него был испуганный: он явно никогда не видел столько высокопоставленных лиц разом и уж тем более не выступал перед ними.
— Я был там, — начал он, запинаясь и нервно оглядываясь. — Сидел недалеко от главы. И от господина Койра, — уважительный кивок в сторону старика. — Подошел этот, — вервольф ткнул пальцем в Федора, — что-то сказал главе и ушел обратно. А потом Йогар вдруг упал на землю. Все начали кричать, подбежала охрана, я больше толком ничего и не видел. Но этот, — еще один крайне невежливый тычок пальцем, — там точно был, клянусь богиней.
— Федор Кузнецов, вы желаете сказать что-нибудь в свою защиту? — спросил судья.
Федор поднял на него глаза, лоб прорезала морщина. Почти уже открыл рот, чтобы что-то сказать, но снова опустил взгляд и только помотал головой. Бедняга. Что тут скажешь в ответ на подобные обвинения? Тем более, похоже, он действительно там был, а флакон с ядом ему подкинули. Вот только вряд ли в такую историю кто-нибудь поверит.
Следом вызвали еще несколько оборотней, которые тоже видели, как Федор подходил к Йогару и чем это закончилось. Все смотрели на нас враждебно и твердили одно и то же: подошел, что-то сказал, через пару минут глава рухнул, как подкошенный. После них очередь дошла до охранников главы, скрутивших Федора и обнаруживших у него в кармане флакон с ядом. Я с трудом удержался от комментария, что, раз прохлопали покушение на своего господина, охранники они так себе.
Федор сидел понурый и на предложения судьи выступить в свою защиту неизменно молчал. Анна наблюдала за процессом с непроницаемым выражением лица, но по ее глубокому дыханию и нервно комкающим край рубашки пальцам я понимал, что она отнюдь не так спокойна, как хочет казаться. Ничего, я ее отсюда вытащу. И наших неудачливых стражников заодно. Должен же быть способ победить эту бюрократическую машину.
— Есть еще свидетели обвинения? — спросил судья, когда поток рядом сидящих и мимо проходивших на Празднике Плодородия иссяк. Несколько секунд царила тишина, а потом раздался скрипучий старческий голос:
— Есть.
Койр, ну кто бы сомневался. За трибуну свидетелей старик пройти не соизволил, остался там же, где и стоял. Впрочем, может, этого и не требовалось. Кто их разберет, этих оборотней.
— Я был там, сидел рядом с Йогаром. Подошел этот человечишка, — Койр махнул рукой в сторону Федора так, как будто одно существование последнего наносило старику личное оскорбление, — что-то сказал главе. А через несколько минут Йогар вдруг стал стареть на глазах. Если бы глава оказался не таким могучим, а я не успел вовремя сообразить, что к чему, и не передал бы ему часть своей жизненной силы, Йогар был бы уже мертв.