Граф Никита Панин. Из истории русской дипломатии XVIII века.
Шрифт:
После того как Императорский совет будет создан, Панин полагал реорганизовать коллегии. С точки зрения выполнения своих задач эти учреждения мало чем отличались от Сената. Плотная завеса таинственности скрывала от посторонних глаз творящиеся в коллегиях чудовищные безобразия. Процветали же те, кто "по своим видам, невежеству и рабству составляют государственный секрет из того, что в нации благоустроенной должно быть известно всем и каждому, как-то: количество доходов, причины налогов и пр.". А затем, после преобразования органов государственного управления, Никита Иванович рассчитывал заняться тем, что привлекало его более всего, -- развитием промышленности и коммерции.
Поначалу проект Совета императрице понравился. Она подписала манифест о его учреждении, наметила будущих членов, а вскоре последовал указ и о разделении Сената на департаменты. Правда, на всякий случай Екатерина раздала проект некоторым своим ближайшим советникам, дабы узнать их замечания. И тут дело застопорилось. Почему?
О том, каков был действительный замысел Панина и почему его проект был в конце концов отклонен, высказывались различные мнения. Чаще всего утверждали, что Панин хотел втихую ограничить власть монарха и ввести в России нечто вроде аристократической формы правления. Родоначальником этой точки зрения был генерал-фельдцейхмейстер Вильбоа, написавший в своих замечаниях на проект, что "Императорский совет слишком приблизит подданного к государю, и у подданного может явиться желание поделить власть с государем".
Отталкиваясь от этого мнения, историки обратили внимание на два неясных места в панинском проекте. Во-первых, в нем указывалось, что членов Совета назначает государь. Но кто имеет право их смещать? У Панина этот вопрос был обойден молчанием. Выходит, должность члена Совета становится пожизненной. "Всякое новое указание, акт, постановление, манифест, грамоты, патенты, которые государь сам подписывает, -- говорилось в проекте, -- должны быть контрассигнованы тем статским секретарем, по департаменту которого то дело производилось". Необходимо это было, по мысли Панина, для того, чтобы существовала ясность, какому департаменту данный документ принадлежит. А как быть, если статский секретарь отказывается поставить свою подпись? Будет ли документ без этой подписи иметь силу? И что делать государю, который не вправе сместить строптивого секретаря? Получалось, что самодержавная воля наталкивается на непреодолимое препятствие.
О том, зачем Панину понадобилось подавать проект с подвохом, мнения историков особенно противоречивы. Одни считают, что обер-гофмейстер хотел отомстить Екатерине за свою неудачную попытку посадить на трон Павла. Другие полагают, что Панин был в восторге от шведской системы государственного управления и хотел создать в России нечто подобное. По поводу последнего мнения русский историк Н. Д. Чечулин в свое время справедливо отмечал, что, коль скоро Панин имел огромный опыт использования недостатков шведской системы правления, было бы странно подозревать его в желании насадить это зло у себя на родине. Вообще говоря, выяснять мотивы поступков политика, тем более жившего два столетия назад, -- дело архисложное и неблагодарное. Выявление скрытых мотивов приводит к тому, что данный политик может предстать не в лучшем свете. Попробуйте заявить кому-либо из ныне живущих политических деятелей, что он руководствуется не благородными идеалами, которые провозглашает, а какими-то иными побуждениями. С политиком, жившим столетия назад, такой проблемы не возникает, правда, появляются сложности иного порядка. Существует опасность слишком "рационального" истолкования действий исторического персонажа, когда ему приписываются последовательность и целеустремленность, которых на самом деле не было. Конкретный поступок мог быть не продуманной политической акцией, а плодом случайного стечения обстоятельств, неожиданной идеи. Часто возникает соблазн подогнать исторического деятеля под общепризнанную схему и вообще перенести на события прошлого представления сегодняшнего дня. Так, в тот период существовали политические группировки либералов и консерваторов. Значит, непременно определяется, к какому лагерю принадлежит данный политик... И после этого мотивы его поступков без труда выводятся из политического ярлыка. Панина, скажем, иногда называют "дворянским либералом". В принципе это верно, хотя вовсе не означает, что, работая над своим проектом, Никита Иванович руководствовался именно идеями политического либерализма, а не желанием насолить кому-то из своих недругов.
Обыкновенно, когда анализируют панинский проект Императорского совета, исходят из предпосылки, что борьба партий и группировок производна от политических взглядов. Например, верхушка дворянства хотела ограничить власть монарха. Панин, выражая ее интересы, предложил создать Совет. Преданные трону люди разглядели подвох, и проект был отвергнут. На практике, однако, когда речь идет о борьбе за власть, причинно-следственные связи часто бывают иными.
Нередко люди примыкают к той или иной группировке не потому, что разделяют ее политические установки. Наоборот, они выдвигают политические лозунги для того, чтобы оправдать свою принадлежность к группировке, обосновать ее право на власть и заодно отказать в этом праве конкурирующим группам. В центр такого конфликта, по-видимому, попал и панинский проект. Причина для критики состояла не в том, что он угрожал власти монарха. Причиной был тот факт, что идея исходила от соперничающей придворной партии. Рассуждения же об ограничении монархии были лишь идеологической маскировкой этого обстоятельства. Собственно панинское объяснение мотивов его предложения обыкновенно
Панин выступал против фаворитизма. То, что это явление принесло России в XVIII веке немало зла, бесспорно. Мог ли Совет ограничить власть фаворитов? В значительной мере мог. Екатерина, например, планировала ввести в Совет своего фаворита Григория Орлова. И в случае создания этого учреждения, и без него Орлов имел возможность нашептывать императрице свои государственные идеи наедине. Но пока Совет не создан, фавориту достаточно, улучив благоприятный момент, добиться согласия Екатерины на какое-либо свое предложение, и оно приобретало силу закона. В случае, если бы Совет состоялся, такое нашептывание во многом теряло бы смысл. Ибо, прежде чем объявить свое решение, императрица должна была бы выслушать на Совете различные мнения, в ходе обсуждения стало бы ясно, кто автор новой идеи, со всеми вытекающими отсюда последствиями и т.д.
Ограничивал бы панинский Совет власть монарха? Юридически нет. Раз императрица имела право назначать его членов, подразумевалось, что она могла их и смещать. Во всяком случае, если бы Екатерина заподозрила иное, карьера Панина на этом проекте бы и закончилась. Подпись статс-секретаря также вряд ли можно считать серьезной угрозой для власти монарха. Например, императорские рескрипты русским посланникам за границей обычно подписывались еще и канцлером или вице-канцлером. Но если такой контрассигнатуры не было, это отнюдь не означало, что документ терял свою силу. Однако фактически Совет все же налагал бы ограничения на самодержавную власть. Точнее сказать, он затруднил бы принятие кулуарных, необдуманных и ошибочных решений. Монарху пришлось бы крепко подумать, прежде чем отдать распоряжение, выгодное лишь кому-то из его любимцев. Именно этого Панин, если верить его обоснованию проекта, и добивался. В принципе на это даже в те времена вряд ли можно было что-либо возразить. Поэтому противники Панина и избрали тактику приписывания ему коварного и тайного умысла. Их аргументы, быть может, сыграли какую-то роль и заставили Екатерину насторожиться. Однако вряд ли они имели решающее значение. Дело в том, что Панин никогда не скрывал от императрицы своего отношения к самодержавной власти.
Много позднее Екатерина вспоминала, что Никита Иванович любил повторять фразу: "Короли, короли - это необходимое зло, без него обойтись нельзя". Панин прекрасно видел недостатки монархической формы правления и отдельных коронованных особ, но, по-видимому, рассматривал монархию как необходимое государству объединяющее и упорядочивающее начало, как центр власти, способной подняться выше интересов отдельных лиц, групп и сословий. Когда императрица начинала жаловаться, что дела идут не так, как хотелось бы, Панин обыкновенно говорил: "На что ж вы жалуетесь? Если бы на свете все было совершенство или способно к совершенству, тогда бы вас совсем не нужно было". Однако почему Екатерина все же отклонила панинский проект?
По-видимому, ближе всех к истине подошел С. М. Соловьев. По его мнению, ошибка Панина состояла в том, что он не учел самолюбия императрицы. Никита Иванович предложил ей учредить Совет в качестве меры против "случайных людей". По существу, это было равнозначно тому, как если бы Панин заявил императрице, что она слишком слаба и не в состоянии освободиться от влияния своих фаворитов. Огласить манифест значило публично это признать. Тщеславие не позволило Екатерине решиться на такой шаг, и она надорвала свою подпись на манифесте. Забегая вперед, скажем, что Совет в конце концов был создан, правда, не в той форме, которую предлагал Панин. Когда в 1768 году началась русско-турецкая война, обстоятельства потребовали, чтобы управление государством осуществлялось более четко и оперативно. Екатерине волей-неволей пришлось учредить Совет - сначала как временный, а с января 1769 года как постоянный государственный орган. О том, кого "посадить" в Совет, императрица предварительно проконсультировалась с Паниным. Насколько можно судить, Никита Иванович отнесся к этому нововведению уже без прежнего энтузиазма. Почему? Может быть, оттого, что идея его оказалась сильно исковерканной.
Совет энергично принялся за дело и работал довольно регулярно, обсуждая самые разнообразные вопросы. Учреждение это, созданное Екатериной по крайней мере отчасти по настоянию Панина, пережило и императрицу, и ее преемника. В 1810 году Александр I преобразовал его в Государственный совет, и этот орган просуществовал вплоть до 1917 года. Выходит, что он был нужен и, стало быть, идея Панина оказалась верна.
Между тем, пока Екатерина мучилась, быть или не быть Императорскому совету, при дворе стали появляться новые лица. Возвращались из ссылок опальные елизаветинские вельможи, люди пожившие, умудренные опытом те, на кого можно было опереться. Первым в столице появился князь Яков Петрович Шаховской, бывший генерал-прокурор. Шаховской, как приехал, сразу же пошел во дворец, но не в парадные комнаты, а на половину великого князя, к Панину. Встретились - и обнялись. С князем Яковом они были старые приятели, когда-то вместе служили в конной гвардии. А через несколько дней в Петербург приехал граф Алексей Петрович Бестужев-Рюмин, знаменитый некогда канцлер, много лет управлявший государством от имени Елизаветы.