Граф Никита Панин

Чиркова Зинаида

Он потерял голову.

Позже, уже после Фокшан, он все-таки умолит государыню позволить ему жениться и получит разрешение через такую обиду и боль, через такую ревность и злобу, что отзвуки этой обиды императрицы долго еще будут терзать ему сердце. Но любовь взяла свое, он женился, переехал в Москву, потом выпросился за границу, — княгиня была больна грудью. Несколько лет жилось им хорошо, но жена все-таки умерла, а этот ловелас, у которого любовных похождений было больше, чем у Казановы, вдруг захандрил и сошел с ума. Последние годы его, в сущности, не существовало — он жил в своем мире, разговаривая с княгинюшкой, и пускал

слюни, как младенец.

Узнав о прекрасно проведенной Орловым операции в Москве, Никита Иванович был неприятно изумлен — он и не предполагал в своем извечном противнике такие таланты прекрасного организатора. Он от души поздравил Орлова, не без зависти оглядывая его щегольской вид, а себе положил на душу — вперед не принижать человека, никогда не знаешь, что он может сотворить, когда придет его время…

Пока что Орлов был в силе и фаворе, хотя императрице уже становилось тяжело переносить его бесконечные измены. Едва он старался приласкаться к ней, проводил рукой по ее все еще прекрасному плечу, как тут же показывались у нее на глазах слезы, кипели и срывались. Болезненно и тяжело переживала Екатерина его ветренность, грубость и даже не обижалась, когда он отвечал ей иногда «Черт бы побрал тебя совсем», но становилось ясно всесильной самодержице, что личное счастье с этим красавцем невозможно, слишком различны они по природе — она отдавала ему всю душу, а взамен не получала ничего, даже преданности.

Флирт с Зиновьевой не давал покоя оскорбленному сердцу, и царица отослала Орлова в Фокшаны для заключения мира с турками — думала, может, за это время остынет к Зиновьевой, может, снова вернется к ней…

Нет, не остыл, а она не могла мстить, она не была Елизаветой, способной из-за пустячного наряда отправить соперницу в ссылку, вырвать язык и покарать кнутом. С тяжелым сердцем смотрела Екатерина на юную прекрасную соперницу и с грустью думала про себя, что все ей удается, а женского счастья нет и нет. И ее фавориты — лишь отчаянные поиски этого женского счастья, что всем им нужно только ее положение, богатство, власть, а к ней самой, как просто к женщине, не испытывают они никакой любви. Но она была рада обманываться.

Орлов отправился в Фокшаны — заключать мир с турками после таких блистательных побед русского оружия.

Глава четырнадцатая

Панин, обычно такой спокойный и медлительный, буквально ворвался в кабинет императрицы.

— Матушка, — чуть не со слезами закричал он, — да что же он делает?

Екатерина сидела за туалетом. Она только что закончила натирать лицо льдом, и оно, мокрое, покрасневшее, отражалось в зеркале.

Царица недовольно обернулась к Никите Ивановичу.

— Не могли бы вы, граф Никита, объясниться более четко? — презрительно произнесла она.

— Простите, государыня, — припал на одно колено Панин. — Но мысли путаются, когда я получаю такие известия…

И он подал ей донесение Обрескова.

Екатерина пробежала глазами депешу…

Не далее, как вчера в одном из писем к своему корреспонденту в Европе она с восхищением и гордостью писала:

«Полагаю, что мои ангелы мира находятся теперь уже лицом к лицу с этими противными бородачами турками. Граф Орлов — без преувеличения самый красивый мужчина нашего времени — должен казаться действительно ангелом перед этими неотесанными мужиками. Свита

его блестящая и избранная, но, бьюсь об заклад, его особа затмит всех окружающих. Странная личность, этот посол. Природа была так щедра к нему, как в отношении наружности, также и ума, сердца и души»…

И вот, пожалуйста, сюрприз!

Незадолго до Фокшанского конгресса, где должен был быть заключен мир с Турцией, противники освободили Обрескова. Он прослужил в посольстве России в Константинополе почти тридцать лет, знал досконально эту страну, нравы ее правителей, превосходно владел турецким языком и почитал пользу России высшим в мире достоянием. Однако на конгресс он был назначен вторым лицом после Орлова.

А Григорий начал с того, что нарушил все инструкции государственного совета и не предъявил туркам первоначальных жестких требований. Мало того, взялся за обсуждение самого сложного вопроса, на что никто его не уполномочивал — о независимости Крыма. Турки сразу осмелели и поставили под сомнение сами переговоры. Когда же Осман–Эфенди пошел на важную уступку, Обресков потребовал срочно сообщить в Петербург. Здесь можно было найти компромисс, но Орлов запретил сноситься со столицей.

Тотчас по приезде на место он все поставил вверх дном. Граф и не думал заниматься порученным делом. На заседании конгресса затеял ссору с Румянцевым и грозил его повесить в присутствии турецких представителей. Прерывал переговоры для празднеств в Яссах и проводил время в маскарадах и балах, щеголяя в камзолах, расшитых бриллиантами, посланными ему Екатериной.

Наконец, кто-то по дружбе сообщил ему, что императрица нашла себе другого фаворита, и Орлов бросил все и поскакал в Петербург…

Худшего исхода для переговоров с турками не могло и быть.

От бешенства Панин даже изменил своему обычаю ходить медленно и говорить основательно и не торопясь…

Но Екатерина поняла его.

— Худо, Никита Иванович, — улыбнулась она ему мокрым лицом в зеркале, — да увидишь, какой прием тут ему устроим…

Прием в самом деле не заставил себя ждать. За три десятка верст до Петербурга кибитку Орлова остановили, показали инструкцию о карантине — всех, прибывших с мест, где гремела эпидемия, запирать в карантин — и поместили в Гатчину, во дворец…

Вечером того же дня, как приехал Орлов, кто-то увидел среди придворных экипажей кибитку — небось Григорий приехал на маскарад? Екатерина испугалась, знала, что гвардия за Орловых, убежала в апартаменты Панина…

Впрочем, тревога оказалась ложной!.. Но фавор Григория закончился, хотя императрица долго еще заискивала перед удалым молодцом…

Конгресс в Фокшанах закончился полным провалом для России. На следующем конгрессе в Бухаресте турки теперь не уступали, со дня на день ждали они, что Швеция выступит против России. Мирный договор был согласован лишь частично. Порта затаилась — на Дону и Яике появился Пугачев…

Война с турками не закончена, польские дела требуют настоятельного вмешательства, а Пугачев успешно занимает район за районом и направляется уже к Москве. Положение оказалось критическим.

Звезда Орловых закатилась, но появилась новая — Григорий Потемкин. Он тоже был членом государственного совета.

Накануне заседания совета Екатерина получила известие, что Казань разорена бунтовщиками, губернатор со своей командой заперся в кремле. Со дня на день ожидалось наступление Пугачева на Москву.