Граф Никита Панин
Шрифт:
Никита Иванович возненавидел Орлова. Ему претили эти безумные выходки, выставление напоказ своих любовных связей, претила грубость и дикость необразованного и неумного мужлана. Но он был принужден скрывать свои чувства. Панин хорошо владел собой, ничем не показал, что знает альковные тайны великой княгини, и даже намеком не позволил оскорбить ее.
Как права была Елизавета! Екатерина позволяла себе открыто разъезжать с Григорием в коляске по городу, принимать его в своей резиденции, город с изумлением толковал об этой связи и о странном поведении супруга Екатерины. Но тому ни до чего не было дела. Как раз в это время он увлекся новой фавориткой — Елизаветой Воронцовой. Ее в шутку как-то назвала Елизавета мадам Помпадур.
Так
«Как тесен мир», — думал Никита Иванович. Сестры Воронцовы были ему племянницами по какой-то дальней линии. Старшая, Мария, вышла замуж за графа Бутурлина, средняя, Елизавета, мечтала о браке с великим князем, а у младшей, княгини Дашковой, квартировал Панин по приезде в Петербург. Теперь ее в столице не было, она поехала повидаться со своей свекровью в Москву, и Панин пользовался апартаментами Дашковых. Тут у него и роскошный кабинет, и изрядная столовая, и громадная опочивальня, и комнаты для слуг. Своего повара Панин вывез из Швеции и, когда ему не случалось обедать во дворце, лакомился такими блюдами, которые в высшем петербургском обществе еще оставались неизвестны. Привез он и картофель, о котором здесь еще не слыхали, а в Швеции, вывезенный из Ирландии, уже давно был известным кушаньем.
Он слышал, что великая княгиня и его племянница Екатерина Дашкова подружились, и Панин со страхом ждал приезда хозяйки. Какова-то она, не так ли развращена, как Екатерина? Происхождением Бог не обидел Екатерину Дашкову. Славный клан Воронцовых насчитывал столько поколений, служивших царю и Отечеству, что и не сосчитать. Имена Воронцовых еще в XV столетии упоминались, как покрывшие себя славой в сражениях с могущественной Литвой, грозным Крымским ханством. А дипломату из рода Воронцовых боярину Михайле Воронцову пришлось провести немало месяцев в заточении, в замке Або в Швеции, куда он был послан с дипломатической миссией. Никита Иванович видел и камеру, где содержался его знатный родственник, когда находился в Швеции. Боярин Михаил Воронцов стал поручителем завещания великого князя Московского Василия III, передававшего престол малолетнему сыну своему Ивану, которого впоследствии вся Европа назвала Грозным, а брат Михаила — боярин Федор–Диомид — стал воспитателем юного царя. Причуды и нелепые детские оплошности уже тогда странного юного самодержца стоили ему головы — боярин Федор–Диомид был обвинен в покушении на полноту самодержавной власти. Его сын также подвергся монаршей опале и был обезглавлен, хотя второй сын сложил голову на ратном поле под знаменами Ивана Грозного.
Так что родовитостью и древностью своих предков могла бы похвастаться Екатерина Дашкова, в девичестве Воронцова. Но и самой ей очень повезло — крестной матерью ее стала Елизавета, а крестным отцом — нынешний великий князь Петр Федорович.
Но ведь родовитость и древность великих предков еще не избавляют от глупости. Михайла Воронцов, ставший после Бестужева великим канцлером, был до крайности глуп и туп, а любимая двоюродная сестра Елизаветы из рода Скавронских Анна Карловна, супруга Михайлы Воронцова, так и не научилась русским привычкам и обрядам, страдала от жестоких морозов и скуки высшего общества, болезненно и грустно воспринимала все происходящее и тихонько умирала во дворце сиятельного мужа, извлекшего все выгоды женитьбы для одного себя.
Отец Екатерины Роман Воронцов не слишком много внимания уделял детям — игра в карты, женщины и вино составляли всю его жизнь. Трое детей — две дочери и сын Александр, разбросаны были по родственникам и друзьям, и, случалось, годами не видел отец своих отпрысков.
Какова же должна быть эта знатная подруга великой княгини, получившая в наследство и беспорядочность ума своего отца,
С волнением ждал Никита Иванович родовитую хозяйку, заранее решая, как вести себя с племянницей Михайлы Воронцова, тупость и глупость которого он уже успел испытать на себе и потому презирал этот боярский род…
Но Екатерина Романовна оказалась много сложнее и интереснее, чем он предполагал. Невысокая и невзрачная, поражала она уродством. Черные испорченные зубы безобразили ее лицо, и без того покрытое мелкими оспинами, реденькие волосы, хоть и зачесанные в высокую прическу по моде того времени, были тусклы. Но зато глаза, маленькие, серые, поражали ясностью и проницательностью. Они глядели на человека так, что казалось, проникают до самой сути, до самой души и обнажают все скрытое. Вдобавок при первом же знакомстве с Дашковой уловил в ней Никита Иванович неподдельный интерес к истории, дипломатии, к государственной политике и безмерно удивился — откуда в этой избалованной вниманием и богатством восемнадцатилетней девочке такая прозорливость ума, такое богатство знаний и сведений, которые под стать лишь образованнейшему человеку.
Но потом нашлись и причины такого обширного образования — Екатерина Дашкова читала не одни романы о рыцарской любви и похождениях знатных дам, как то принято в знатных семействах, а еще и книги, дисциплинирующие ум и наводящие на размышления.
В первый же вечер представления Екатерине завела она разговор о Плутархе и Монтескье, принялась сравнивать различное их отношение к государству и власти вообще. Никита Иванович изумился — никак не надеялся найти в Дашковой ум мужчины, а не изнеженной девицы, и вскоре вечера они уже коротали вдвоем, рассуждая на равных. Ему, сорокадвухлетнему, много видевшему дипломату, и ей, восемнадцатилетней дурнушке, случалось обсуждать такие вопросы, что занимали лишь немногих из всего образованного петербургского общества. Признал ее равной себе, когда она наизусть процитировала то место из Монтескье, где автор спорит с Плутархом:
«Не счастье управляет миром; об этом можно спросить римлян, которые одерживали непрерывный ряд успехов, когда следовали в управлении всем известной системе, и претерпели непрерывный ряд неудач, когда стали руководствоваться другою. Есть общие причины, нравственные и физические, которые действуют в каждом государстве, возвышают, поддерживают или разрушают его. Все события находятся в зависимости от этих причин, и если случайный исход сражения, то есть частная причина, погубил какое-нибудь государство, то за этим скрывается общая причина, в силу которой государство должно было погибнуть вследствие одной только битвы. Одним словом, главное течение истории народа влечет за собою все частные случаи…»
Восемнадцать лет, а судит, как мудрый старец. Восемнадцать лет, а уже родила двух детей. До безумия любит своего красавца Дашкова, у которого только и хватает ума, что рядиться на парады и на смотры да гарцевать на коне в кавалергардском полку. Не видит ни глупости его, ни транжирства, ни ветрености и бесконечных измен. Правда и то, что он, Дашков, не так, как великий князь Петр, который в случаях трудных прибегает к нелюбимой жене, Госпоже Подмоге, за советом, но и он слушает в пол–уха то, что советует ему Дашкова, нелюбимая, да зато умная жена…
Нелюбимые отцом, оставленные в младенческом возрасте рано умершей матерью, все три сестры Воронцовы не блистали красотой, да зато в уме и практической сметке было им не отказать. Старшая, Мария, вила веревки из своего графа Бутурлина, младшая, Екатерина, жила только любовью к Дашкову и книгам, а средняя — Елизавета, толстая, рябая, неповоротливая, мечтала только об одном — выйти замуж за великого князя. Ее не смущало, что у Петра — жена, что эта умная, честолюбивая женщина ненавидела ее со страстью не за одно то, что спала с мужем, а именно за честолюбивые мечты — их Елизавета и не скрывала ни от кого.