Граф в законе (сборник)
Шрифт:
— Заводи машину! Быстро! В больницу!
6
У трапа самолета их ждали Олег и дядюшка Цан. Упреждая вопросы, Граф поднял высоко над головой левую руку (правая покоилась в подвязке у груди) и громко крикнул, еще не ступив на землю:
— Все отлично!
Олег взволнованно, как найденный ребенок, прижался щекой к плечу Графа, а дядюшка Цан стиснул, затряс своими ухватистыми клешнями его левую руку. Увидев Катюшу, они слегка растерянно отступили от Графа, словно устыдились своей не мужской сентиментальности. Легкое
— Милая, очаровательная Катюша, мы долго искали, ждали вас. Теперь вы с нами. Спасибо! Дядюшка Цан, а это — я, готов исполнить любое ваше желание.
Склонив голову, он прикоснулся губами к ее ручке. Следом за ним и Олег, робея, изысканно вежливо тронул губами ее пальцы, потом запоздало выдернул из-за спины большой букет роз, обернутых снизу промокшей газетой.
Катюша взволнованно молчала, обняв цветы. В ее глубоких серо-голубых глазах теплела признательность и благодарность.
— Поехали! — скомандовал Граф, прервав затянувшуюся встречу.
Дядюшка Цан взял под руку Студента.
— С этой минуты ты для меня родной брат, — Студент недоуменно глянул на него, — Не понял? Эх ты, а еще студент! Ты мой родной брат потому, что не струсил, две пули принял на себя, которые летели в Графа… Иди, вон та машина отвезет домой тебя и твою восточную принцессу…
Оказывается, дядюшка Цан все-таки заметил Дальмар, без обиды подумал Студент. А для остальных она осталась невидимкой…
В машине он не сдержался, обнял ее за талию и сразу почувствовал, как ожила она под его рукой, как что-то конвульсивно забилось в ее теле от предчувствия…
Дома Дальмар швырнула в угол дорожную сумку…
— Ну, что стоишь?.. Давай раздевай!
И отдалась ему жадно, неистово, со страстью дикой кошки…
Вечером, когда они ужинали в ресторане «Пекин», у Студента все еще опьяненно кружилась голова и еще слышались ее прерывистые вздохи, вскрики.
С того дня на занятиях он думал только о ней. А чтобы сократить ожидание, часто сбегал с лекций. Она встречала его в ярко-пестром халатике узбекского шелка. Из трех белых пуговиц одна, нижняя, всегда была расстегнута, отчего уголки халата при движении открывались чуть выше колен, и он, скрыто поглядывая на ее смуглое пышное тело, дурел от палящего соблазна. Бушующая плоть, как молния, разряжалась в неистовых ласках Дальмар, каждый раз восторженно убеждая его, что это несравнимо с теми тайными телесными усладами, которые до встречи с ней сумбурно блуждали в его мужском воображении.
На пятый день она сказала:
— Мне нравится в Москве. Можно, я поживу у тебя еще недельку?
У него перехватило дыхание от вспыхнувшей радости, но он сдержался, ответил с небрежным великодушием:
— Живи сколько хочешь…
После поездки в Ташкент многое для него изменилось и в зазеркальной комнате. Он почувствовал себя не послушным наемным телохранителем, а человеком, напрямую причастным к делам графства. Пропало чуть холодноватое отчуждение, которое разделяло его с Олегом, исчезла слегка пугающая полуофициальная сдержанность Графа. Теперь при встречах они улыбались ему, как равному, спрашивали о самочувствии, шутили. Это признание он с гордостью осознавал
Началом трагических событий в графстве послужил визит уже знакомого Студенту большого советского начальника.
Дутый, похотливый Самовар, который ползал на коленях в жаркой сауне перед Леонеллой, протопал короткими ножками мимо зеркала, присел к столу, сложив сардельки-пальчики на вздувшемся животе.
Его появление было необычным: с такими людьми Граф всегда встречался конспиративно — на скрытых от посторонних глаз дачах или в отдельных кабинетах загородных ресторанов. Приход сюда, в городскую резиденцию Графа был, видимо, вызван какими-то чрезвычайными обстоятельствами.
Студент чуть-чуть, на полсантиметра, приоткрыл дверь и услышал его взволнованный тенорок:
— Сорок пять… Представьте себе! Сорок пять миллионов! И шесть трупов! Такого мокрого гранда [6] при мне не бывало…
— Успокойтесь, дорогой мой, — вежливо остановил его Граф. — Не вас же обокрали, а государство…
— Но дело-то на моей шее повисло! — Он ударил пухлой ладонью по плечу — вероятно, до шеи достать не мог.
Граф сказал тверже:
— Мы с вами давно знакомы. Поэтому будем говорить прямо. Вас интересует, кто взял ювелирный?
6
Мокрый гранд — крупный грабеж с кровопролитием.
— Да. Но вы не скажете…
— Конечно. Я сам не знаю, кто…
— Вот за это спасибо, — расплылся в улыбке самовар. — Значит, не ваши… Мы так и думали…
— Гастролеры оставили следы? — спросил Граф.
— Оставили… Они ведут в Коломну… Но парень, которого опознали по фотографиям свидетели, лег на дно… Большего я сказать не могу, сами понимаете…
— Спасибо и вам. Этого нашей разведке достаточно.
— Да, — вздохнул самовар, — нам бы вашу разведку. Завтра все будете знать?
— Надеюсь…
— А может, поделитесь с нами? Я доложу кое-где… Вам зачтется…
Граф невесело рассмеялся.
— Зачем же вы так? Обидно. У нас разные жизненные принципы… Найдете их — наказывайте по закону… Мы найдем — накажем по справедливости.
— За что? За то, что они похозяйничали в графстве? — Маленькая головка, напоминающая заварочный чайник на самоваре, с любопытством повернулась тонким носиком к Графу.
— Конечно. Это же все равно, что залезть в чужую квартиру. — Граф встал из-за стола, держа в руке толстый конверт. — Вы лучше скажите, как продвигается дело с моим подопечным?
— Все в порядке. Он будет оправдан, — спрыгнул со стула самовар.
— Очень вам признателен. — И толстый конверт скользнул в карман гостя.
На следующее утро во время лекции по истории Студенту, лениво развалившемуся в последнем ряду просторной аудитории, переслали записку с одним словом «Срочно!». Он поднял голову, недоуменно огляделся: в щель приоткрытой двери смотрел на него неприметный паренек…
В комнате Графа находились Олег и дядюшка Цан. На лицах довольство, взгляды загадочно-веселы, улыбки лукавы.