Граф в законе (сборник)
Шрифт:
— Польщен, польщен доверием, — степенно произнес Алябин, придвигая к себе тетради. Теперь на лице его отражалась торжественная озабоченность: ему одному — никому больше — доверили открыть чрезвычайно важную тайну.
Он листал тетради долго, часа полтора, сначала восклицая: «Любопытно!.. Очень любопытно!», затем примолк, насупился. Захлопнув внезапно последнюю тетрадь, снял очки, устало потер пальцами переносицу и обратился к Сергею:
— Уважаемый Сергей Андреевич, вы представили мне для изучения нечто совершенно неожиданное… Я ошеломлен… Я потрясен… Но не обессудьте, пока я вынужден ответить на все ваши
Он подтянул к себе телефон, явно волнуясь, набирал номер.
— Ксаночка, а Гусев и Самохвалов у себя?.. А, совещание?.. Очень хорошо… Я через часик буду в институте… Если они раньше закончат, пусть меня подождут… Скажите, что дело срочности и важности чрезвычайной… Еще напомните мне, пожалуйста, до какого часа работает наша библиотека… Прекрасно, я успею…
Закончив телефонный разговор, он снова повернулся к Сергею:
— Скажите, мне будет позволено взять на время одну из этих тетрадей? Лучше вот эту, что найдена в столе Николая Николаевича…
— Позволим? — спросил Сергей Воронцова.
— Думаю, можно, — ответил тот, заинтригованный словами профессора.
Алябин встал, почтительно раскланялся. Но у дверей, словно что-то вспомнив, остановился.
— Еще раз прошу прощения, что пока ничего не могу сказать… Я и не подозревал, что встречусь с таким поразительным явлением… Знаете… — Было похоже, что он мучительно думает, чем бы оправдать свой отказ. — Знаете, какая страшная болезнь поразила наше российское общество? Чувство самосохранения… Каждый спрятался в скорлупу своего собственного «Эго» и сидит там, дрожит, творит втайне свое маленькое дельце… Произнесенные речи, написанные статьи — это надводные пузырьки, которые лопаются и пропадают бесследно… А свое главное каждый человек прячет в глубине… А что там, в глубине, никому неведомо. Так и здесь, — он поднял руку с тетрадью Климова, — только одни пузырьки… Поймите меня правильно, не осуждайте за уход от ответа. А болезнь эта, которую я назвал «чувство самосохранения», пострашнее проказы или СПИДа, поверьте мне…
Когда за Алябиным закрылась дверь, Воронцов недоуменно спросил:
— Что же он нашел в тетрадях?
— Не знаю, — холодно ответил Сергей, глянув на часы.
Заметив, куда был брошен настороженно-пристальный взгляд Сергея, Воронцов, чтобы отвлечь его, заговорил глубокомысленно, никому не адресуя свои слова:
— Самое противное в этой жизни — ждать. И обидно, что не ведаешь, кто придет первым: добрый человек или злой… Вот так всю жизнь — чего-то ждешь, ждешь… Так и складывается она из постоянного ожидания…
Но Сергей ничего не слышал. Новый прилив жаркого возбуждения охватил его, и мучительно терзал один-единственный вопрос: почему нет Беты?.. Любое суждение о ее соучастии отбрасывалось им сразу же как нелепое, дикое, абсурдное…
— Не надо так. Еще есть время. — Воронцов стоял рядом, рука его легла на плечо Сергея.
— Да, впереди целый вечер…
Жгучее раздражение от собственного бессилия, от непонимания происходящего, от изнуряющего ожидания мгновенно взъерошило, возбудило Сергея, толкая к немедленным действиям… Но он сознавал с досадой и стыдом, что не знает, как
В памяти всплыл неясный, уже затухающий отзвук чего-то весомого, значительного, бегло мелькнувшего и пропавшего бесследно совсем недавно… Что это было? Сергей силился вспомнить и не мог…
«Это» всплыло неожиданно. Он схватил письмо Петра Трубецкого и начал быстро перебрасывать страницы.
— Послушайте, Воронцов! — возбужденно позвал Сергей. — Я прочту вам кое-что из этого письма. Вот: «Посылки твои и деньги я бедным раздавал. Мне они ни к чему, я привык жить в аскетизме. Крест же большой серебряный, что немой мальчишечка от тебя привез»… Подчеркиваю, Воронцов: «немой мальчишечка». «Немой», поняли?
— Вы думаете, что это тот самый Немой, которого вы привозили вчера?
— Не думаю, а уверен. Он — давняя «шестерка» Графа… У него жил Хрящ! Он должен знать Графа!.. Он должен знать Глафиру!.. Он должен знать Креста! Он должен знать, почему не возвращается Бета!.. Я еду к нему!
— Подождите! — остановил его Воронцов. — Это следует обсудить с Потаповым.
— Некогда обсуждать!
Но пока он втискивал тетради в нижний тайник сундучка, Воронцов дозвонился до своего шефа и после короткого разговора передал трубку Ильину.
— Сережа, ты можешь подождать до завтра? — устало спросил Потапыч.
— Нет. Еду сейчас. Мы с тобой и так слишком долго выжидали.
— Это верно. Но я не хотел бы тебя подвергать риску. Дело в том, что Немой оказался говорящим.
— Не понимаю…
— Он по нашему ведомству ни разу не проходил, поэтому никаких материалов на него у нас нет. А вот участковый сообщил про него много любопытного. Немой по воровской масти щипач, чистил карманы на вокзалах, в очередях. Попадался всегда на мелочах — отпускали. Потом его в армию призвали. Но он дезертировал. А чтоб от военного трибунала уйти, прикинулся глухонемым. Говорил, что оглушило взрывом снаряда. Так и провел врачей… Домой вернулся. Женился. Через год жена ушла. Она подтверждает, что он прикидывался глухонемым — до сих пор живет в страхе, боится трибунала… Получается, сам себе приговор вынес. Всю жизнь притворяется и дрожит…
— Короче, — поторопил его Сергей.
— Совсем кратко: я еду с тобой.
— Не надо. Ты — официальная власть, законным путем идти дольше… А мне надо быстро. Там Бета…
— Ясно — тебя не убедишь, — заключил Потапыч. — Тогда знай, что в ста метрах от дома Немого стоит черная «Волга». Там будут знать, что ты идешь к Немому… Да, забыл, передай Воронцову, что его последняя версия — пустышка.
— Это об отце Беты? — уточнил Сергей.
— Он и с тобой поделился? Ну и психолог. Ох, я ему при встрече… Да, об отце. Он чист. Так что, вероятно, не Бета увезла Глафиру, а Глафира Бету…
— Тем более мне надо спешить…
У самых дверей его остановил Воронцов.
— Извините. За эту версию… но ведь…
— Не вини себя. Мы должны все учитывать… — ответил Сергей, открывая дверь…
— И еще одно… — замялся Воронцов, — Сюда уже, наверное, никто не придет… Поэтому возьмите с собой. — Он протянул тетради Трубецкого, — Я думаю, вам без них могут не открыть дверь. А если что — у нас в запасе еще одна, которую взял профессор Алябин.
Сергей принял тетради, признательно глянув на лейтенанта.