Граф в законе (сборник)
Шрифт:
Пьянящая слабость усыпляла Сергея. Он сидел, безвольно ссутулившись и напряженно слушал Графа. Странно, но именно эти ритмичные, как удары метронома, слова поддерживали, даже чуть бодрили его: замолкнет сейчас Граф — и он упадет на кровать обессиленный…
— Доктор Чартковский провел эксперимент на крысах и получил ошеломляющий результат. Оказывается, крысенок, отлученный от матери всего лишь на час сразу после появления на свет, вырастает неизбежно обреченным на одиночество, он сторонится, презирает своих сородичей. И я после своего инкубаторного образования отверг родное Отечество. Я не мог уже принять его таким, каким оно было. Мы стали социально несовместимы…
— С интересом, — признался Сергей, не представляя, к чему приведут рассуждения Графа.
— Заметьте, — продолжал Граф, — общество отторгло и весь род Ильиных, ваш род, Сергей Андреевич. Сильнее всех пострадал ваш отец. Он честно воевал с нами, его, говорят, даже воры уважали за справедливость. А вы знаете, что стало с тем, кто убил его?
— Приговорили к расстрелу…
— Верно. Но об убийце позже. Сначала о заказчике. Он был солидным руководителем Совмина СССР. Все милицейское начальство с дрожью входило к нему в кабинет. Но никто не знал, кто щедро кормил, одевал его, даже покупал дачи, давал тысячи долларов перед поездками за границу… Слышали о могущественном воре в законе Стервятнике? Он до меня господствовал в Москве…
— Что-то смутно припоминаю…
— Плохо вас обучали в милицейской школе. О таких людях надо знать все… Так вот, ваш отец узнал, у кого на содержании находится ответственный работник Совмина, и сумел добыть вот эти расписки…
Граф протянул пухлую пачку синеватых листков. Все начинались, «Получил…» и завершались подписью «Т. Гаврилов»…
— Когда это стало известно совминовскому Иуде, то он упал на колени перед Стервятником: «Помоги, спаси! Гибнет карьера, семья!» Тот нашел человека. Но потребовал другую расписку. Читайте!
На таком же синеватом листке нервно застыли буквы: «В случае ликвидации Ильина А. Н. обещаю после суда полную свободу исполнителю. Т. Гаврилов».
— И все-таки «исполнителя» расстреляли, — сказал Сергей.
— Нет, — даже в ровном голосе Графа пробилось удовлетворение. — Выпустили из тюрьмы через три месяца… Опять не верите? Тогда советую покопаться в архивах… Там все должно быть. Во-вторых, могу вам дать адрес заказчика. Он и сейчас живет в полном довольстве. Гаврилова вы найдете в роскошном дачном особняке под Малаховкой… Обеспечен на две жизни…
— Как у вас оказались эти расписки? — спросил Сергей.
— По случаю. Стервятник перед смертью завещал…
— А убийца где?
— Убийца? — Граф прикусил нижнюю губу, задумался. Паук на щеке вытянул передние ножки, ожидая. — Скажу. Но сначала еще об одной несправедливости. Сколько ваша безответная, скромная мама обивала пороги московских властей? Ей все-таки отказали в пенсии…
— Вы собрали солидное досье на Ильиных, — заметил Сергей.
— Какое там досье… об этом всем известно, — невинно ответил Граф и глянул на часы с видом человека, которого ждут другие заботы. — Не буду говорить, как поступили с вами алчные и завистливые людишки — ваши коллеги, какой лицемерной была встреча через год, когда Коробов вытянул вас из зоны… Многое можно вспомнить… А вы… — Граф помолчал, в глазах его отразилось глубокое огорчение. — А вы… Утратили родовую гордость? Отбросили, как старую одежду, чувство собственного достоинства?.. Нет, зная вас, я этому никогда не поверю… И все же не могу объяснить себе, почему вы снова принимаете дома этих скудоумных чиновников в погонах, верите им, когда они льстиво гнут спины: «Сереженька, мы тебя очень любим, помоги!» Они же тем самым отказывают вам в праве на обиду… А вы помогаете им… Ради чего?..
Паук на щеке Графа застыл, затаился,
Сергей не спешил с ответом. Прислушался к бурному и жаркому приливу в голове, на несколько секунд закрыл глаза, пытаясь укротить прилив, сосредоточиться… Заговорил вполголоса, неторопливо, старательно выстраивая фразы:
— Сумрачно и грустно вы все излагаете. В ваших словах налет прямо-таки мировой тоски и скорби… Не помню кто, но красиво сказал: «Вместо того чтобы ругать тьму, лучше зажечь хотя бы одну свечу».
— Да, красиво, — тут же откликнулся Граф. — С этой свечой в руках мой отец прошел до могилы… А тьма не рассеялась…
Граф энергично взмахнул рукой, как бы предавая все это забвению.
— Законы от Ману, прародителя людей и основателя индийского государства, до наших дней — всего лишь надежное средство сильных держать в руках огромную массу слабых, и — что самое кощунственное! — выпалывать, изымать из этой массы неординарных, мыслящих людей… Их теперь единички на белом свете, и они уже никогда не смогут противостоять тупой мощи закона… Как вы… Как я… Разрозненные, разбросанные по всему свету… Даже мы с вами оказались по разные стороны барьера… А нам бы объединиться, не преследовать, не травить друг друга…
Граф глянул на часы, устало поднялся.
— У меня к вам просьба, как к собрату по великой беде… Осталась еще одна тетрадочка… Верните ее мне, пожалуйста…
— Зачем вам тетради?
— Обещал одному человеку… Он очень много сделал для меня… Так исполните мою просьбу?
Сергей понял, что беседа близка к завершению… А Бета… Впервые леденящее сомнение будто отрезвило его, даже голову перестал терзать гудящий жар… Им очень нужны эти тетради, все тетради. Ради них все шло в ход — и угрозы, и шантаж, и убийства, наконец, похищение Беты, чтобы заманить его… Теперь он в их руках. Но они уже знают, проверили, что физическое давление здесь не поможет, и решили приблизить, разжалобить его состраданием и духовным родством… Впрочем, неизвестно, как все повернется дальше… Только не спешить, не спешить с ответами, затягивать разговор, чтобы не я, а он начал нервничать.
— Но это же тетради вашего отца. Я прочитал его письмо… — Во взгляде Графа мелькнуло беспокойство… — Вы не боитесь, что тот человек, который много для вас сделал, использует работы вашего отца в своих интересах?
— Предположим, так и случится! — воскликнул Граф. — Но, согласитесь, что это лучше, чем кануть в безвестность… Пусть сначала псевдоним, не имеет значения, — но со временем все прояснится, и имя математика Трубецкого всплывет из общего зловония… О нем узнают… — Видимо, устыдившись несвойственной ему патетики, Граф вяло, виновато улыбнулся и, опустив голову, спросил: — А вас, я вижу, это очень заботит?..
— Как и вас, — ответил Сергей, — Но если иметь в виду мой профессиональный интерес, то, пожалуй, даже больше: я смогу определить мотив совершенных преступлений и, может быть, найти убийцу…
Граф поднялся, расправил плечи, как будто очень долго и неудобно сидел, повернулся к Сергею.
— Не надо искать. Это организовал я… Но в моих планах и действиях не было крови. Исполнителем оказался человек, у которого личный мартиролог, пожалуй, длиннее римского…
В разговор неожиданно вступила Глафира Николаевна. Сергей сразу почувствовал: тот же голос, но совсем другая интонация, другая стилистика речи. Ничего не сохранилось в ней от прежней униженной селянки.