Граф Вальтеоф. В кругу ярлов
Шрифт:
Магнус повернулся от окна.
– Кажется, тебе больше нравится защищать Вильгельма, – усмехнулся он, – возможно, Вальтеоф Сивардсон, у тебя есть причины не стремиться домой?
Вальтеоф почувствовал, как краска залила его лицо, как будто Магнус обнажил перед всеми его чувства.
– Ты слишком много себе позволяешь. У меня больше причин, чем у тебя, желать возвращения домой, если ты меряешь это размерами земли.
Глаза Магнуса вспыхнули, и он в ярости крикнул:
– Может быть, но сейчас, кажется, расположение Завоевателя для тебя
Рука Вальтеофа поднялась, и он ударил Магнуса по губам.
– Когда-нибудь, – выкрикнул он в гневе, – когда-нибудь, клянусь Богом и Его Матерью, произойдет кровавый расчет между твоим домом и моим, и ты заплатишь за это оскорбление! – Магнус, с кровоточащей губой, пошатываясь, отошел назад, но тут же нащупал свой кинжал, хотел было его вытащить, но Эдвин схватил его за руку.
– Да подожди ты, дурак. Ты сам напросился на этот удар. – И, обращаясь к Вальтеофу, сказал: – Мой господин, мы ничего не сможем сделать, если у нас не будет согласия между собой. Я не сомневаюсь в твоей верности.
Вальтеоф скрестил руки на груди, усмиряя свой гнев.
– В этом нет необходимости. Но мы зря теряем время на эти измышления. Давайте лучше используем наши головы.
– Граф прав, – Эдмунд отодвинул тарелку, язвительно поглядывая на Магнуса, который снова, тяжело дыша, встал у стенки. – Глуп тот человек, который думает побороть льва в его берлоге или составляет против него заговор в его дворце.
Торкель сухо рассмеялся:
– Некоторые уже пытались так сделать, и где они сейчас? Изгнаны и лишены земель! – Он дотронулся до струн своей арфы и сыграл несколько куплетов. Затем он встал и налил всем вина.
Дорогое темное итальянское вино охладило горячие головы и сняло напряжение, так что разговор вновь вернулся к тому, что происходит дома, и долго, после комендантского часа, они жадно допытывали Эдмунда, интересуясь каждой деталью в его рассказах. Наконец, когда они разошлись, и Мэрсвейн проводил всех, Вальтеоф сел на кровать, глядя, как Торкель убирает чашки и расставляет стулья.
– Оставь, это работа Ульфа. Торкель улыбнулся:
– Это своеобразная гордость, и потом бедный ребенок давно уже спит, – он взглянул на паренька, свернувшегося на своей лежанке в дальнем углу, и затем внимательно посмотрел на Вальтеофа. – Ну, мой господин?
Вальтеоф покосился на него. Торкель подошел к окну и закрыл тяжелые деревянные ставни.
– Этот бездельник Магнус был недалек от правды? – Вальтеоф вздохнул. Он чувствовал себя невероятно уставшим.
– Может быть. Он и Ив де Таллебуа рады были бы видеть меня поверженным, хотя, видит Бог, я никогда не хотел иметь врагов. – Он лег, положив руки под голову. – Все, кто был в этой комнате сегодня, до сих пор первые люди Англии. Но мы никогда не были в согласии, как мы можем чего-либо достичь сейчас?
Торкель начал раздеваться.
– Я – поэт, а не воин, и не могу сказать, как победить Вильгельма, но одно я знаю – нам нужен лидер. Им мог бы
Вальтеоф поднялся, качая головой:
– Только не я. Разве ты не видишь, что графы меня не признают? Да я и не хочу.
– Чего же ты хочешь, Вальтеоф, друг мой?
– Я? Я хочу вернуться домой, но…
– Но с невестой?
Граф снял мантию и начал отвязывать нормандские подвязки, которые он здесь приобрел.
– Да, с невестой. Хочу этого более, чем чего либо еще.
– Значит, Бог торопит твое сватовство, – Исландец лег на свой тюфяк. – Даже если ты возьмешь леди Эдит в жены, что потом? Поднимешь ли ты свой меч против ее дяди?
Вальтеоф откинул медвежью шкуру и лег в кровать. Он думал об этом днем и ночью. С того дня в лесной хижине он знал, что когда-нибудь придется сделать выбор. Есть люди, которые могут жениться и затем поднять меч на родственников жены – его собственный дед сделал так. Но Бог наделил его совестью, с которой он привык считаться, и она диктовала ему его поступки и не давала покоя. Он никак не мог понять, почему Гарольд нарушил свою клятву Вильгельму, а он сам, если Эдит станет его женой, должен ее хранить. Наконец он медленно, но очень решительно сказал:
– Если он отдаст мне Эдит – нет, нет, я не смогу… – И однажды сказав так, он почувствовал себя связанным клятвой, даже, несмотря на то, что этого не слышал никто, кроме Торкеля.
В конце ноября Вильгельм вернулся в Руан. В первое же утро по его возвращении Вальтеоф послал Ульфа в герцогские апартаменты с просьбой к королю дать ему аудиенцию, но тот был очень занят. Поэтому он вынужден был ждать до следующего дня, пока его не приняли. Он вошел в комнату, где работал Вильгельм со своими людьми и увидел его за столом, заваленным бумагами, в то время как два человека что-то деловито писали.
Вильгельм слегка ударил их по плечу, и, собрав свои бумаги, они вышли. Когда тяжелая штора опустилась за ними, он облокотился о свой стул.
– Господин граф, я очень сожалею, что заставил вас ждать, – вежливо начал он и прибавил, показывая на заваленный стол: – Как вы видите, я сильно занят делами, накопившимися за время моего отсутствия. Итак, что я могу для вас сделать? Нет, – он поднял руку, – есть дело, о котором я хочу поговорить с вами первым.
Он кивнул на стул, и Вальтеоф сел, размышляя, что же будет дальше. Вильгельм, как всегда, заполнял всю комнату своим присутствием.
– Помните ли вы, – спросил он, – когда мы ехали в Нормандию, я обещал найти вам невесту среди своего народа?
Вальтеоф от изумления прилип к стулу. Откуда Вильгельм знает? Но он знает – без сомнения, кто-нибудь в этом шумном дворце шепнул ему о своих подозрениях. Может ли быть, чтобы Вильгельм был готов отдать ему Эдит? Он почувствовал, как краска заливает его лицо.
– Ваше Величество, очень добры, – ответил он так, как это было принято. – Я действительно помню и даже хочу этого.