Граф Вальтеоф. В кругу ярлов
Шрифт:
– Откуда я знаю? – пробормотал Малье и затем добавил боязливо: – Я вообще не понимаю, о чем ты говоришь.
Галлет рассмеялся и потряс бубном у него перед носом.
– Как некрасиво, что твой язык произносит ложь! Нашего красавчика сакса нет здесь, не так ли? И темноглазого цветка из королевских покоев тоже. Даже последний дурак пользуется своими глазами. И если он ее похитил, как далеко они могут убежать? Тогда крикнут – ату! ату! – и все рыцари кинутся в погоню за оленем и оленихой.
– Ох, замолчи, – Малье собрался было пристукнуть шута, но тот уклонился и
«Боже, неужели, – подумал Малье, – весь зал говорит об этой глупости?»
Как только ужин закончился, он подошел к де Рулю.
– Что они говорят! – сказал он мрачно. – Скажите мне, мессир Ричард, правда или нет, что граф пытался похитить леди Эдит? Я слышал, вы там были.
Ричард всплеснул руками.
– Не представляю, как могли такое придумать. Конечно, нет. Граф осматривал больную ногу ее кобылы, когда вошел король. Это все, что было.
Малье надул щеки:
– Вы уверены? Думаю, что да, раз вы там были. Но мы – те, кто пытается сохранить мир между нормандцами и саксами, гуляем по краю пропасти.
– Остановите слухи, если можете, – сказал Ричард. Он увидел Торкеля и увел его в тихое местечко за дверью. Как только он убедился, что их никто не слышит, он сказал: – Я не смогу рано уйти отсюда. Король держит меня при себе. Где граф?
– В вашей комнате, – ответил Торкель. – Вернувшись, он сказал, что виделся с леди Эдит в конюшне и что туда случайно пришел король…
– Случайно! – прошептал Ричард. – Это то, о чем я только что говорил Малье, и дай Бог, чтобы это было правдой, но боюсь, что это не так. Все подстроили Беллемы и худшая из них – Мейбл.
– И что это ей дает?
– Бог весть, но она – дьявол, и я не завидую ее сожителю. Я вижу здесь и руку ее родственничка, Ива.
– Я когда-нибудь придушу ее, – в бешенстве сказал Торкель, – гадкую сучку, и Ива вместе с ней! Расскажи мне, как это все произошло.
– Ну, у Монтгомери есть два прекрасных венгерских коня, недавно ему присланных, и он хотел подарить одного герцогу. Можно предположить, что это его жена подстроила, чтобы Эдит и граф встретились там как раз тогда, когда ее муж привел герцога. Бедняга Монтгомери, представляю, как он был огорчен, когда понял, что случилось, и, я клянусь, он ни о чем не знал. Я хотел было предостеречь графа, но к тому времени было уже поздно. Вильгельм был в дикой ярости – он назвал графа предателем и соблазнителем и еще как-то. Он был с хлыстом и, наверно, избил бы Эдит, если бы граф не встал между ними.
– О, Боже! – Торкель ударил кулаком о ладонь. – Несчастный тот день, когда мы сюда приехали. И что потом?
– Твой господин – смелый человек, я всегда это говорил. Не так много людей, способных не повиноваться разгневанному Вильгельму, но Вальтеоф встал между ними и не двигался, да еще сказал, что, если король ударит Эдит, он вынужден будет ударить его тоже. Это было похоже на встречу Гектора и Ахилла. Говорю тебе, мессир Скалласон, я думал, что Вильгельм посадит графа на цепь за это, но…
– Но что? – резко спросил Торкель.
Ричард молчал, пока мимо не прошел Хаймер Туарс, болтавший с Фиц Осборном, и затем продолжал:
– Вместо
Торкель тяжело опустился на скамейку у стены. Сказанное звучало зловеще, хотя он и не понимал, почему. Иногда он вдруг остро чувствовал таинственную силу, управляющую людьми и судьбами, и сейчас, казалось, он увидел судьбу, которой нет равных. Он внезапно вздрогнул, как будто подул холодный ветер, и торопливо перекрестился.
– Что с тобой? – удивленно спросил Ричард.
– Ничего, продолжай.
– Ну, герцог поднял руку, как будто хотел ударить, но затем бросил хлыст и приказал Эдит немедленно уезжать со двора. Он отправил ее в Шампань в замок ее отчима. Эдит при этом сказала, что он может посадить ее на хлеб и воду, но она никогда не подчинится его воле, затем рассмеялась и сказала, что она слишком похожа на него. Но все-таки уехала. Он отослал ее вместе с Монтгомери, и час спустя она уже была в дороге.
– А мой господин?
– Вильгельм только взглянул на него и сказал: «Я не желаю англичанам зла, но требую полного подчинения, я должен, и я это сделаю». Слова сами по себе безвредные, но тону, каким они были сказаны, многие знают цену. Затем он повернулся и вышел. Я хотел было остаться, но не посмел, рискуя разозлить его еще больше, Ты не представляешь себе, что это такое, гнев нашего герцога. Я не знаю, что бы граф потом делал.
– Он оседлал Баллероя и собрался было выехать через ворота, но два охранника на посту весьма вежливо сообщили ему, что он не может этого сделать. Он поднялся в комнату и выслал нас всех вон, заперев дверь. С тех пор я его не видел, – Торкель устало облокотился о стену. Ричард сел рядом.
– Мы с тобой имеем теперь кое-что общее, друг мой, – сказал он, – но, кажется, мы мало что можем для него сделать. Теперь даже герцогиня не сможет повлиять на Вильгельма, – вдруг он напрягся. – Смотри! – Он показал на лестницу.
Вальтеоф медленно спускался, жмурясь от яркого света в зале. Он ответил на одно – два приветствия и прошел к Ричарду и Торкелю. Торкель вскочил:
– Минн хари, ты не ужинал. Хочешь, я пошлю слугу принести тебе еду?
– Я ничего не хочу, – ответил Вальтеоф, взял бокал с полупустого стола, наполнил и осушил его.
Роджер Фиц Осборн и Хаймер вернулись в зал, и Хаймер со своей обычной развязностью заметил, что они не видели графа за ужином, не болен ли он?
– Нет, – ответил Вальтеоф и снова выпил. – Король уже ушел, мы могли бы как-нибудь развлечься сегодня вечером. Может, сыграем в шахматы? Хаймер рассмеялся.
– Может быть, мы сможем уговорить кого-нибудь из свиты герцогини. Дамам еще рано идти спать, и они могут попробовать сыграть с нами в кегли. Что скажете, господин?
Вальтеоф оставил чашу. Он не хотел оставаться сегодня наедине с собой или возвращаться в свою комнату в башне, где он весь день метался из угла в угол, как раненый зверь. Если он вернется туда, она снова наполнит собой всю комнату, хотя один Бог знает, как много миль теперь между ними.