Графиня Де Шарни

Дюма-отец Александр

– Нет, – отвечал Питу.

– А мне повезло больше вашего: я нашел футляр.

– Значит, мы напрасно его обыскивали?

– Нет, не напрасно.

Майяр открыл футляр и достал оттуда золотую оправу, из которой кто-то выковырял все до единого драгоценные камешки.

– Гляди-ка! – изумился Питу. – Что бы это значило?

– Это значит, что малый оказался отнюдь не простак: предвидя возможный обыск, он вынул брильянты и сочтя оправу чересчур обременительной, бросил футляр с оправой в кабинете, где я только что его подобрал.

– А

где же брильянты? – удивился Питу.

– Да уж, видно, он нашел, как их припрятать.

– Ах, разбойник!

– Давно он ушел?

– Когда вы спускались, он выходил через главные ворота.

– А в какую сторону он направился?

– Свернул на набережную.

– Прощайте, капитан.

– Вы уже уходите, господин Майяр?

– Хочу пройтись для очистки совести, – молвил бывший судебный исполнитель.

И на своих длинных, как ходули, ногах он поспешил вдогонку за г-ном де Босиром.

Это происшествие привело Питу в недоумение, и он еще находился под впечатлением этой сцены, когда ему вдруг почудилось, что он узнает графиню де Шарни; затем последовали события, которые мы уже описали в свое время, считая себя не вправе перегружать их рассказом, который, по нашему мнению, должен занять в нашем повествовании положенное ему место.

Глава 9.

СЛАБИТЕЛЬНОЕ

Как быстро ни шагал Майяр, он не смог нагнать г-на де Босира, имевшего три благоприятных обстоятельства: прежде всего, он вышел десятью минутами раньше; кроме того, уже стемнело; наконец, во дворе Карусели было довольно многолюдно, и г-н де Босир смешался с толпой.

Однако выйдя на набережную Тюильри, бывший судебный исполнитель Шатле пошел дальше: он жил, как мы уже рассказывали, в Сент-Антуанском предместье, и дорога к его дому проходила вдоль набережных до Гревской площади На Новом мосту, а также на мосту Менял наблюдалось большое скопление народа: на площади Дворца правосудия были сложены тела погибших, и каждый поспешал туда в надежде, вернее, в страхе найти там брата, родственника или друга Майяр последовал за толпой.

На углу улицы Барийон и площади Дворца жил один его приятель, фармацевт, или, как говорили в те времена, аптекарь.

Майяр зашел к своему приятелю и сел поболтать; к фармацевту заходили хирурги за бинтами, мазями, корпией, одним словом – за всем тем, что требовалось для перевязки раненых; среди кучи мертвых тел время от времени раздавался крик, стон, вздох, и если какой-нибудь несчастный еще был жив, его вытаскивали, перевязывали и относили в Отель-Дье.

Итак, в лавочке почтенного аптекаря царила суматоха; однако Майяр не был помехой; и потом, в те дни приятно было принимать у себя такого патриота, как Майяр, которого встречали и в городе и в предместье с распростертыми объятиями.

Он сидел у аптекаря уже около четверти часа, подобрав свои длинные ноги и стараясь занимать

как можно меньше места, как вдруг в лавочку вошла женщина лет тридцати восьми, в облике которой, несмотря на лохмотья, угадывалась былая роскошь, а в манерах – аристократизм, ежели и не врожденный, то приобретенный с годами.

Но что особенно поразило Майяра, так это ее необычайное сходство с королевой: он едва не вскрикнул от изумления при виде вошедшей в аптеку женщины.

Она вела за руку мальчика лет восьми-девяти; робко подойдя к прилавку и пытаясь, насколько это было в ее силах, скрыть свою нищету, еще больше подчеркивавшую тщательность, с которой она ухаживала за своими руками и лицом, она заговорила.

Некоторое время ее слов невозможно было разобрать из-за царившего в лавочке гомона; наконец, обращаясь к хозяину заведения, она выговорила:

– Сударь! Мне нужно для мужа слабительное, он заболел, – Какое слабительное желаете, гражданка? – спросил аптекарь.

– Да все равно, сударь, лишь бы это стоило не дороже одиннадцати су.

Названное ею число поразило Майяра: именно эта сумма, как помнит читатель, была обнаружена в кармане у г-на де Босира.

– Почему же лекарство должно стоить не дороже одиннадцати су? – поинтересовался аптекарь.

– Потому что это все, что смог дать мне муж.

– Приготовьте смесь тамариска и александрийского листа, – приказал аптекарь ученику.

Тот взялся за приготовление снадобья, а аптекарь тем временем занялся другими посетителями.

Однако Майяр, от которого ничто не могло укрыться, обратил все свое внимание на женщину, которая пришла за слабительным с одиннадцатью су.

– Пожалуйста, гражданка, вот ваше лекарство, – протянув ей склянку, сказал ученик аптекаря.

– Ну, Туссен, – растягивая слова, заговорила она, обращаясь к сыну, – давай одиннадцать су, мальчик мой.

– Пожалуйста, – проговорил мальчуган.

Высыпав на прилавок горстку монет, он стал канючить:

– Ну, пойдем, мама Олива! Пойдем же!

– Простите, гражданка, – заметил ученик аптекаря, – здесь только девять су.

– Как, девять? – удивилась женщина.

– Да сочтите сами! – предложил тот. Женщина посчитала монеты: в самом деле, оказалось всего девять су.

– Где еще два су, злой мальчик? – спросила она у сына.

– Не знаю я! – отвечал мальчуган. – Ну, пойдем, мама Олива!

– Кто же должен знать, как не ты, ведь ты сам вызвался нести деньги, вот я тебе их и отдала.

– Я их потерял, – соврал мальчишка. – Ну, пойдем же!

– У вас прелестный мальчик, гражданка! – вмешался Майяр. – Кажется, он неглуп, но за ним нужен глаз да глаз, иначе он станет вором!

– Вором?! – вскричала женщина, которую мальчуган называл мамой Оливой. – С какой же это стати, сударь, скажите на милость?!

– Да потому, что он вовсе не терял деньги, а спрятал их в башмак.