Графиня поневоле
Шрифт:
Моим местным папашей оказался тот самый одутловатый, грузный человек с миниатюры, как я и думала. Но в жизни Октавий Белль Эро Фонт был еще более грузен и одутловат. Это был купец высшей гильдии, о чем он говорил постоянно и с благоговейным придыханием. Аппетит у папаши был отменным, и он в одно лицо смел почти все выставленные на большом обеденном столе блюда. Впрочем, мне есть особенно не хотелось, учитывая все пережитые волнения.
— Ну что, Лея, ты готова к свадьбе? — сощурил хитроватые глазенки отец, когда обед подошел к
Он сидел, вальяжно развалившись в своем бархатном кресле и цедил из хрустального кубка рубиновое вино. Губы Октавия масляно блестели.
— Да, конечно, — смиренно произнесла я.
Отец довольно кивнул:
— Вижу, набираешься ума-разума, это правильно. Госпожа Голока все-таки молодец, вышколила тебя!
Я опустила гневно блеснувшие глаза, чтобы не выдать себя.
— Главное, не пророни ни слова о своем ранении, — прорычал отец угрожающе. — Иначе священник вас не повенчает, таков приказ короля… Невесты аристократов должны быть безупречно здоровы. А мне еще только не хватало, чтобы эта свадьба расстроилась! Другой возможности породниться с родовитым семейством уже не будет... учитывая твое состояние. Тебя больше ни один королевский доктор не освидетельствует.
— Так разве граф Сангиан не знает о моем ранении? — удивилась я.
— Конечно нет, дура ты что ли? — толстяк бросил скомканную салфетку на стол и посмотрел на меня как на ненормальную. — Всем слугам под страхом казни запрещено разглашать это! И ты должна молчать! Иначе в моем доме не пробудешь более и дня!
Я молча уставилась в свою тарелку. Вот, значит, как? Октавий хочет скрыть от графа Сангина, что невеста тому достанется слегка «подпорченная». А местные порядки, видимо, предписывают аристократические браки заключать со здоровыми участниками… Должно быть, местный король заботится таким образом о популяции родовитых семей в своей стране.
— Может, на самом деле в порядке все с твоим здоровьем, — чуть смягчился папаша, глядя на мое побледневшее лицо. — Но кто знает? Даже Трисмегист не может дать гарантий. Поэтому уж лучше молчать, правильно я говорю?
К концу фразу его тон стал опять угрожающим. Видать, с моей предшественницей ему приходилось бороться часто. Я быстро кивнула.
— Вот то-то, отец плохого не посоветует, все для своей дочери решит правильно! — Октавий опять сузил хитроватые глазенки, блестевшие как изюм на рыхлом лице.
После обеда, конца которого я еле дождалась, настал очередь примерок. Распоряжалась всем камеристка Голока: она командовала, какое платье заносить, громко и визгливо критиковала работу мастериц, помогала застегивать многочисленные крючки, прикрикивала на девиц, которые, по ее мнению, только путались под ногами. Я чувствовала себя просто куклой, у которой не должно быть никакого своего мнения. Интересно, как активная и, судя по всему, довольно агрессивная Арида выживала рядом со своей камеристкой?
По итогу двухчасовых примерок, после которых
Но мне казалось, что моя светлая внешность потеряется на фоне желтоватого наряда, о чем я и не преминула Голоке заметить. Та в ответ свысока на меня посмотрела:
— Я лучше, знаю, Арида, что вам идет, — мягко, но со сталью в голосе произнесла она. — Потерпите, скоро вы выйдете из-под моего надзора, и уже законный муж будет вам указывать, что носить и как себя вести.
Мне это замечание крайне не понравилось:
— Я не хочу это платье! — твердо сказала я. — Хочу вот это.
И я указала на белоснежный наряд из тончайшего бархата, сплошь расшитый голубыми цветами.
— Фу, — сморщила нос Голока. — Как тривиально. Невеста в белом! Моветон! Насмешите всех знатных дам!
— Зато этот моветон мне идет и очень нравится, — парировала я, поглаживая нежный бархат.
Несколько девиц-горничных прыснули от смеха. Видимо, им пришлось по душе, когда Голоке противоречат.
— Решено, — закончила я спор. — Выбираю голубое и точка. Желтое пусть унесут!
Молча с поджатыми губами Голока отдала соответствующие распоряжение горничным. Что же, я одержала первую победу! Голубое платье было теперь моим, и девушки принялись отпаривать его и отглаживать, чтобы привести в идеальный вид к торжеству.
Голока, уходившая было в коридор вслед за мастерицами, снова вошла в комнату и ядовито произнесла, увидев с каким восторгом рассматриваю я голубой наряд:
— Герб графа Сангиана, между прочим, золотого цвета, голубого там нет вовсе. Вы настолько не желаете угождать своему жениху?
— А он мне собирается как-нибудь угождать? — поинтересовалась я. — Ведь пока это неизвестно. Если собирается, тогда и я попробую, может, даже желтые платья носить начну. Ну а если нет…
— Вы рассуждаете, как уличная девка, — презрительно сморщила рот Голока. — Уж не знаю, кто вас научил этому.
— Вероятно, вы, — спокойно ответила я, отходя от камеристки, как от ядовитой змеи. — Вы же меня воспитывали с детства.
На полпути к кушетке я обернулась, с удовольствием увидев, как вытянулось лицо Голоки.
****
Следующий день прошел в похожих хлопотах, и вот наступило свадебное утро. Меня разбудили в пять часов, потому что приготовления планировались нешуточные.
Первым явился Трисмегист, который дал мне несколько порошков и пилюль, на всякий, как он сказал, случай. Я же напомнила, что он обещал устроить лечение моей матери.
— Я помню и работаю над этим, — ответил лекарь. — Скоро я предоставлю вам доказательства.
— И не забудьте, что я должна «умереть», — добавила я. — Чувствую, что продержусь замужем за этим монстром недолго.